Сын русского офицера, выросший в польскоязычной семье и сначала выступавший за восстановление общего с Литвой государства — удивительно, но именно этого человека нередко справедливо называют «бацькам беларускай дзяржавы». Если и искать в нашей истории деятеля, который сформулировал саму идею независимой Беларуси и сделал первые шаги по ее воплощению в жизнь, то это, несомненно, будет он — несмотря на частые попытки современных политиков присвоить аналогичные достижения себе. Рассказываем об удивительной и трагической судьбе Антона Луцкевича, написавшего текст ІІІ Уставной грамоты БНР (именно ей была провозглашена независимость республики), трагически потерявшего брата и жену и самого погибшего в сталинском ГУЛАГе.
Беларусские власти и пропагандисты делают все возможное, чтобы беларусы не знали своей истории: переписывают учебники в школах, создают псевдоисторические пособия для идеологов и нападают на национальных героев через подконтрольные СМИ. Они пытаются доказать, что наша история якобы начинается с СССР, своей независимостью мы обязаны Александру Лукашенко, а наша страна является частью «русского мира».
В реальности Беларусь представляет собой часть большой европейской семьи и была ею очень долгое время. В нашем проекте «Общая история» мы расскажем о людях и явлениях, которые на протяжении многих лет связывают Беларусь с Украиной, Польшей, Литвой и Латвией и которые объединяли наши страны в борьбе за демократию и свободу.
Издание «Нашай Нівы» и побеги от царской полиции
Антон Луцкевич родился в 1884 году в литовском Шяуляе, где его отец — отставной капитан российской армии — работал на железной дороге. Старший (на три года) брат Антона Иван Луцкевич вспоминал, что их семья «жыла ўспамінамі аб напалеонаўскім паходзе і паўстаннях 1831 і 1863 гадоў, шанавала ідэалы дэмакратызму і жыла паўстанчаскімі настроямі, у ёй заўсёды панаваў шчыра дэмакратычны дух — і гэтым духам былі прасякнуты дзеці, што шукалі ў школе дружбы не панічоў, а сыноў мужыцкіх». Тем более что родной дядя братьев погиб во время участия в восстании 1863-го.
В семье говорили по-польски, но отец братьев с уважением относился к беларусской культуре и даже приятельствовал с классиком отечественной литературы Винцентом Дуниным-Мартинкевичем.
Спустя три года после рождения Антона семья переехала в Либаву (теперь латвийский город Лиепая), куда перевели отца, а в 1895-м — в Минск, где последний вскоре умер. Дом Луцкевичей находился в самом центре современной беларусской столицы — на территории современного парка имени Янки Купалы.
Оба брата учились неподалеку в минской мужской гимназии (здание не сохранилось, теперь на этом месте находится бульвар по улице Ленина между проспектом Независимости и улицей Карла Маркса), где и осознали себя беларусами. Причем первым этот сделал старший Иван, а уже Антон шел за ним следом. Луцкевичи создали в гимназии кружок, где изучали беларусскую историю и культуру, создали свою библиотеку, где собирали немногочисленные тогда книги, опубликованные на родном языке.
Окончив гимназию, Иван и Антон один за другим переехали в Санкт-Петербург — столицу Российской империи. «Праслухаў поўны курс фізіка-матэматычнага факультэта ўніверсітэта ў Пецярбургу (дзяржаўных экзаменаў не здаваў), потым вывучаў права ва ўніверсітэце ў Дорпаце (эстонский Тарту. — Прим. ред.)», — вспоминал Антон Луцкевич. Таким образом, законченного высшего образования он не получил. Впрочем, уровень в минской гимназии был серьезным, да и сам Антон активно занимался самообразованием. Например, кроме беларусского, он разговаривал на польском, русском, французском, немецком, писал на всех этих языках, а также переводил тексты с латинского и древнегреческого.
Именно в Санкт-Петербурге братья вместе с Вацлавом Ивановским, еще одним тогдашним лидером беларусского национального движения — в конце 1902 года основали первую в истории национальную беларусскую партию. Называлась она Беларусская революционная грамада, а чуть позднее ее переименовали в Беларусскую социалистическую грамаду (БСГ). Целью организации было демократическое устройство Российской империи, равные права для всех ее наций, а также возможность получения образования на беларусском языке. С тех пор национальное движение вышло на совершенно новый этап развития.
В 1904-м Антон Луцкевич впервые попал за решетку. Он дал знакомому (в мемуарах называет его Б.) листовки для агитации, того арестовали — и он на первом же допросе назвал имя своего товарища. «Назаўтра-ж Б. звольнілі [з працы], затое пасадзілі мяне i дзяржалі добрыя два месяцы. На маё шчасьце, Б. заблутаўся ў сваіх паказаньнях на аднэй драбніцы, што мне дало магчымасьць пярэчыць узьведзенаму на мяне абвіненьню; датаго-ж вастрожнага доктара замяняў тады часова дужа парадачны чалавек, мястовы доктар Сыльвэстровіч, які сцьвярдзіў у мяне востры рэўматызм, дзеля чаго мяне i звольнілі з вастрогу, але цэлы год трымалі пад наглядам паліцыі, забараніўшы выяжджаць з Менску. Судовая-ж справа Б. i мая была пасьля зьліквідавана на падставе амністыі», — вспоминал Антон (здесь и далее мы цитируем его тексты с сохранением правописания оригинала).
На этом проблемы семьи Луцкевичей с властями не закончились. Еще в 1903-м Ивана арестовывали на квартире сестер Измаилович, связанных с российской политической партией эсеров (социалистов-революционеров).
Дело в том, что в 1905-м минский губернатор Павел Курлов приказал расстрелять в городе митинг — в итоге погибли от 50 до 80 человек. В отместку эсеры решили убить самого Курлова. Помочь им в этом взялись братья Луцкевичи. Как вспоминал Антон, они с братом вызвались достать коня, на котором можно бы было выехать в лес и провести испытание бомб. Но человек от эсеров вовремя не пришел, братьям надо было уезжать, и они разминулись. Испытания не было, в итоге во время покушения бомбы не сработали, а Курлов остался жив. В покушении участвовала одна из сестер Измаилович, Александра, позднее арестовали и другую сестру, Екатерину. Вскоре об их связях с Луцкевичами узнала царская полиция, и братьям пришлось переехать в Вильну, где они стали жить нелегально.
Там они продолжали раскачивать «лодку стабильности» и даже, по воспоминаниям Антона Луцкевича, печатали листовки на литовском языке. «Гэта было выклікана поўнай бязьдзейнасьцю ў гэтай галіне літоўскіх партыяў, i нам трэба было самім вясьці забастовачную акцыю наабапал этнаграфічнае беларуска-літоўскае граніцы», — писал он.
Заметим, что все эти события происходили в условиях революции, начавшейся в Российской империи в 1905 году. Тогда власти пошли на уступки, среди прочего разрешив издание газет на беларусском языке. Сперва появилась «Наша доля», затем на смену ей пришла «Наша Ніва» — обе издавались в Вильне. Последняя стала без преувеличения легендарным изданием, вокруг которого собирались все ключевые фигуры беларусской политики и культуры. Главным редактором одно время был Янка Купала, в газете печатались Якуб Колас и Максим Богданович. Фактически это был центр всего национального движения того времени. Лидерами группы и издателями газеты были братья Луцкевичи, которые лишь в 1908-м смогли легализоваться на новом месте.
По словам Антона, это случилось, когда начальник виленской «охранки» (охранного отделения, занимавшегося политическим сыском) попался на какой-то провокации. «Увесь склад агентаў „ахранкі“ разам з яе галавой быў зьменены, мы папробавалі ізноў „улегалізавацца“, — писал он. — Гэтым разам нам пашэньціла, i ад 1908 году мы маглі ўжо жыць у сваей кватэры (хоць вобыскі ў нас бывалі i тут!), ня туляючыся па чужых куткох, ды ня мерзнучы ад часу да часу ўсю ночку на вуліцы, дзе мусілі, бывала, да раніцы гуляць, ня маючы начлегу… Сколькі сіл i здароўя змарнавалі мы ў тыя цяжкія часы! На колькі гадоў скарацілася ад гэтага жыцьцё слабагрудага Івана, скончыўшага перадчаснай сьмерцяй ад сухотаў…»
В 1910-м Антон стал одним из основателей масонской ложи в Вильне. Движение масонов возникло в начале XVIII века в Великобритании и объединяло самых разных людей, которые искали «истинные пути к духовному обновлению общества». Луцкевич присоединился к братству в надежде таким образом завязать знакомства, полезные для развития беларусского национального движения. Однако «масонская солидарность» отходила на второй план, когда вступала в противоречие с политическими интересами властей. Например, масоном был и Александр Керенский, в 1917-м руководитель Временного правительства России. Но он решительно отказал братьям-масонам других национальностей в их просьбах (например, об автономии их регионов).
От краевости к независимости
Все это время — речь о событиях, рассказанных в первом разделе, — Луцкевич стоял на позициях краевости. Сущностью этой идеологии было утверждение приоритета общерегиональных интересов над интересами отдельных этносов и социальных групп — то есть непосредственно беларусский национальный проект не был для ее сторонников ключевым. Беларус сотрудничал с поляками и литовцами — например, братья Луцкевичи входили в редколлегию польскоязычного издания Kurier Krajowy. Издание требовало от польской интеллигенции помогать культурному возрождению беларусов и литовцев.
В 1914-м началась Первая мировая война. В следующем году Вильну оккупировала немецкая армия, выход «Нашай Нівы» прекратился. Многие ее сотрудники эвакуировались, но братья Луцкевичи остались в городе. В тот момент они выступали за восстановление Великого княжества Литовского — средневекового беларусско-литовского государства — в виде конфедерации независимых Литвы и Беларуси.
Революция в России, начавшаяся в марте 1917 года, ничего не изменила. В том же месяце Луцкевич в письме немецкому кайзеру Вильгельму II отвергал претензии Временного польского правительства на земли Беларуси и отстаивал идею беларусско-литовского государства. Сторонники же полной независимости нашей страны первоначально были в меньшинстве. Так, еще в начале февраля 1918-го коллега и оппонент Луцкевичей Вацлав Ластовский оказался единственным, кто на заседании одной из виленских организаций проголосовал против создания беларусско-литовского государства.
В условиях немецкой оккупации (Первая мировая война все еще продолжалась) Литва сыграла на опережение и 16 февраля 1918 года объявила о восстановлении своей государственности. Стало понятно, что альтернативы проекту независимой Беларуси нет: либо страна станет самостоятельной, либо останется частью России. В этих условиях Луцкевич и его соратники выбили у немцев разрешение на поездку в Минск, который незадолго до этого, в том же феврале, заняла немецкая армия и где решалась судьба будущего страны: именно там незадолго до этого проходил разогнанный большевиками Первый всебеларусский съезд, там же продолжали действовать созданные на съезде органы — в частности, Рада и ее исполнительный комитет.
Разрешение было получено спустя месяц. В Минск отправились пять человек. По воспоминаниям Антона, они ехали сутки в нетопленых вагонах. Его брат Иван был тяжело болен и кашлял кровью. Но это не остановило его: на кону стояла независимость страны.
Приехав в Минск, Луцкевичи попали на заседание Народного секретариата — правительства, сформированного 21 февраля Первой уставной грамотой исполкома Рады Всебеларусского съезда. Там Антон и предложил объявить о независимости страны. Его логика была в следующем: «палажэньне Беларускае Рэспублікі дужа нявыразнае: яна лічыць сябе сябрам Расейскае Фэдэрацыі, але Расея яе за гэткага сябру ня лічыць. Да таго-ж спадзявацца дзяржаўнае пазыкі ад незалежнае Украіны нам, як частцы Расеі, бяз згоды цэнтральнага расейскага ўраду юрыдычна немагчыма». Речь о том, что для деятельности нового правительства были нужны деньги — их хотели занять у украинцев, уже создавших УНР, но те не могли их предоставить стране, не определившейся со своим политическим статусом.
Иосиф Воронко, руководитель Секретариата, предложил обсудить этот вопрос на заседании Грамады — той самой партии, созданной еще в начале ХХ века и теперь восстановившей свою деятельность. Она имела большинство в Раде БНР (говоря современным языком, прообразе парламента). 23 марта на заседании этой партии было получено согласие на независимость. На следующий день началось заседание Рады БНР. Дискуссии шли 12 часов.
«Каля шостае гадзіны раніцы [25 сакавіка] старшыня ставіць на галасаваньне формулу: „Рада Рэспублікі абвяшчае Беларусь незалежнай і сувэрэннай дзяржавай і выдае аб гэтым [трэцюю] устаўную грамату“. Хоць ясна для ўсіх, што пабеда забясьпечана, усё-ж глыбокая ціша пануе ў салі, пакуль лічаць галасы. Кожын чуе, што вось-вось зараз нешта мае зрабіцца — нешта важнае, выключнае, такое, што двойчы не паўтараецца. Кожын разумее, што кліч, каторы зара прыме ці адкіне Рада, — гэта кліч да новага, вольнага жыцьця, гэта запаведзь яснае долі для усяго многапакутнага беларускага народу… І яно сталася: новая ідэя нарадзілася. Вялізарнай перавагай галасоў формула прынята! Радаснымі клікамі нарушаецца ціша. Пачьшаюцца [пачынаюцца] гарачыя овацыі. „Новае сьвятло нарадзілася на Беларусі!“ — кліча нехта ў экстазе. І быццам у адказ яму ў салю ўліваюцца ясныя праменьні толькі-што ўзышоўшага сонейка, якое паднялося ўжо панад дахі камяніц і заглянула праз вокны да нас. Тухнуць электрычныя лямпачкі… „А старое сьвятло загасла!“ — адказвае брат Іван», — так Антон Луцкевич описывал это волшебное мгновение, когда была провозглашена независимость Беларуси.
Кстати, автором текста ІІІ Уставной грамоты был именно он, хотя его подписи под этим документом нет. «Ён не гнаўся за пасадамі і пазіцыямі», — комментировал ведущий исследователь биографии Антона Луцкевича Анатолий Сидоревич, и назвавший его «бацькам беларускай дзяржавы».
Вечером того же дня, 25 марта, делегация из Вильны отправилась домой. «А з наступленьнем новае ночы мы ізноў у сьцюдзёных, нятопленых, намерзшых „цяплушках“, — вспоминал Антон. — Мароз ажно трашчыць, на ўсей дарозе ад Менску да Вільні нельга дастаць ані кроплі вады, ані чым сагрэцца. Але нам гэта — нічога! Во цёпла і радасна на душы, бо мы, старыя дзеячы, першыя сяўцы беларускае ідэі, неўспадзеўкі ўбачылі, які багаты плён дала наша сяўба, пераросшы самыя сьмелыя нашы спадзяваньні. І якой дзіўнай радасьцю, якой глыбокай верай і пераконаньнем веець ад слоў брата Івана: „Ну, цяпер дык нам і паміраць ужо можна!“».
Его брат действительно пожертвовал своей жизнью: Иван умер в августе 1919 года от туберкулеза, прожив всего 38 лет.
Премьер Народной республики
Независимость БНР была объявлена. Но ее требовалось защитить. Это можно было сделать двумя способами. Один из них — с оружием в руках. Увы, но БНР так и не смогла создать свою армию (хотя такие попытки неоднократно предпринимались).
Оставался второй способ — получить признание со стороны Запада (впрочем, та же Советская Россия прекрасно существовала и без него, ведь у большевиков имелась Красная армия). Но беларусы проигрывали уже на старте. В условиях немецкой оккупации Германия поддержала независимость Литвы, Латвии и Украины, а вот Беларуси — уже нет. В немецких верхах — как и в целом на Западе — почти ничего не знали о нашей стране, а времени рассказать об этом не было.
Значительные усилия для международного признания прилагал и Антон Луцкевич. В октябре 1918 года он возглавил Народный секретариат в качестве премьера, переименовав его в Раду народных министров БНР (также употреблялось название Рада министров БНР). В новом правительстве Луцкевич также стал министром иностранных дел.
Тем временем Первая мировая война закончилась. Судьбы послевоенного мира решились на конференции в Париже. Она началась в январе 1919 года. БНР хотела добиться там признания, но выехать в столицу Франции оперативно беларусы не смогли: не было денег.
16 февраля Луцкевич писал в дневнике: «Прадстаўнікі майго ўраду <…> прыехалі ў Бэрлін з Украіны і прывезлі грошы, пазычаныя майму ўраду ўрадам Петлюры (тогдашний руководитель Украины Симон Петлюра, мы делали о нем отдельный текст. — Прим. ред.). Дык ёсць магчымасць ехаць у Парыж на міравую канфэрэнцыю. Атрымаўшы гэту вестку, я мусіў развітацца з [братам] Іванам і Вільняй ды ехаць. <…> З трудом удалося праскачыць на падводах праз лінію фронта: якраз ажывіліся баявыя чыннасці з боку чырвоных войск, якія пайшлі наперад, хоць вельмі недалёка. У Горадні прабыў некалькі дзён, чакаючы на прыезд Цвікевіча (один из дипломатов БНР Александр Цвикевич, который и договаривался с Петлюрой о кредите. — Прим. ред.) з Коўна, бо ён баяўся ехаць у Горадню, чакаючы наскоку палякаў. Гэтае чаканне дорага нам абыйшлося: калі я прыехаў у Бэрлін і з’явіўся ў нямецкі банк зрэалізаваць пераказ украінскага ўраду, здаецца на 1,5 мільёна марак (точна цыфру не памятую), дык аказалася, што за некалькі дзён да таго савецкі ўрад налажыў сэквэстр на ўсе сумы ўкраінскага ўраду ў нямецкіх банках, і немцы з гэтых сум ні ўкраінцам, ні нам нічога не выдалі».
Только в последние дни мая 1919 года Луцкевич получил деньги и в июне смог отправиться в Париж.
Конференция к тому времени шла уже почти полгода. Опоздание серьезно уменьшило шансы беларусов. Делегация подала странам-участницам меморандум с просьбой признать БНР. Но успеха эта идея не имела. Главная проблема была все той же, что и раньше с Германией: элиты западных стран, определявшие судьбы мира, попросту не знали о существовании Беларуси. К тому же Восточная Европа попала в сферу интересов Франции. Эта страна надеялась вернуть огромные деньги, которые ей оставалась должна Россия, поэтому не была заинтересована в распаде этой страны. В одной из ситуаций французский президент Жорж Клемансо ударил по карте на том месте, где находилась Беларусь, и произнес: «Тут будет Россия!» Не имея армии, с таким аргументом было сложно спорить: участие в Парижской конференции завершилось для БНР ничем.
Тем временем в игру вступила еще и Польша, которая восстановила свою независимость и — наряду с большевиками, захватившими власть в России, — также претендовала на беларусские земли. Среди нашей элиты возник вопрос, как относиться к войне между этими странами и на кого ориентироваться в попытках реализовать идеи БНР. К тому же обе армии (и польская, и большевистская) были для местного населения захватническими.
В этих условиях Рада БНР в декабре 1919 года раскололась на две организации. Первая — Народная рада — решила ориентироваться на страны Балтии. Вторая — Наивысшая («Найвышэйшая») рада, пыталась делать ставку на Польшу. Ее лидером и стал Луцкевич. Он встречался с польскими коллегами (например, вел переговоры с лидером вооруженных сил этой страны Юзефом Пилсудским), просил защитить Беларусь от большевиков и признать независимость страны, подчеркивая, что видит ее будущее в союзе с Польшей. В ситуации, когда Запад игнорировал предложения беларусов, взаимодействие с Варшавой оставалось едва ли не последним шансом для БНР.
Но поляки так и не согласились на этот вариант — а затем и вовсе фактически взяли Луцкевича в плен. Политика, который тогда был в Париже, пригласили на переговоры в Варшаву с польским премьером Игнацием Падеревским. Тот приехал, но его польский коллега вместо встречи сам отбыл в Париж. Когда же Луцкевич решил вернуться в столицу Франции, поляки вдруг решили не признавать паспорт БНР (хотя это делали другие европейские страны) и отказали ему в выдаче дипломатической визы. В итоге в конце февраля 1920 года Луцкевич, убедившись в бесплодности попыток договориться с Варшавой, подал в отставку и — уже как частное лицо — уехал в Вильну. Вскоре поляки и большевики разделили Беларусь на две части. Вильна же попала в состав Польши.
Репрессии и преследование даже после смерти
Последующие два десятилетия оказались чрезвычайно плодотворными, хотя и по-своему сложными в жизни Луцкевича. Идея БНР на том этапе проиграла, ставка на Польшу — также. Более того, последняя проводила полонизацию и репрессивную политику на включенных в ее состав беларусских территориях. Луцкевич тоже был ее жертвой: его дважды арестовывали, обвиняя в сотрудничестве с советской разведкой, однако затем оправдывали. В 1929-м во время одного из процессов жена политика Софья Луцкевич совершила самоубийство.
В восточной части Беларуси тем временем была создана БССР, полностью контролируемая Москвой. Однако в двадцатые годы там проводилась политика беларусизации, что привлекало симпатии оказавшихся за границей беларусов.
Поэтому многие политические силы начали ориентироваться на восток. Луцкевич же не питал никаких иллюзий. Например, в 1930-м он резко отрицательно писал о советском диктаторе Иосифе Сталине: «Куды вядзе Сталін працоўныя масы СССР? Ён з поўнай сьвядомасьцяй стараецца выклікаць у СССР, і так перажываючым цяжкі эканамічны крызіс, стан бясспыннае ўнутранае грамадзянскае вайны: вайны паасобных нацыянальнасьцяў з Масквой і маскоўскім нацыяналізмам, кінуўшымся душыць гэтыя нацыянальнасьці, як за царскіх часоў было, — і вайны стомільёнавае сялянскае масы з мястовым пралетарыятам. Аб распачатай барацьбе з беларусамі і ўкраінцамі нашы чытачы ўжо ведаюць».
В результате Луцкевич оказался противником и для тех, кто ориентировался на Польшу, и для тех, кто делал ставку на СССР. Жил он в те годы небогато. Экс-премьер был директором созданного им Виленского беларусского музея имени Ивана Луцкевича. Беларусские организации даже платили ему зарплату, однако в полном объеме он ее не получал. Например, в 1933-м ему выплачивали по 150 злотых, хотя средняя месячная зарплата тогда составляла примерно 230−250 злотых.
В тридцатые годы в БССР начались массовые репрессии. К счастью для Антона Луцкевича, он жил в Вильно и был недоступен советским спецслужбам, поэтому жертвами стали его произведения. Еще в июне 1922-го в стране появилось Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит), решавшее судьбу любого издания. В июне 1937 года Главлит БССР издал приказ № 33 под названием «Спіс літаратуры, якая падлягае канфіскацыі з бібліятэк грамадскага карыстання, навучальных установаў і кнігагандлю». Публикации он не подлежал и стал известен лишь после распада Советского Союза. Согласно ему, все книги Антона Луцкевича подлежали уничтожению.
А спустя два года Иосиф Сталин заключил союз с Адольфом Гитлером, разделив Восточную Европу на сферы влияния. Западная Беларусь досталась СССР. Вильно был занят 19 сентября 1939 года, а уже 30-го Луцкевича арестовали. Его обвинили в работе агентом польской разведки и руководстве контрреволюционной организацией. Поскольку город вскоре передали литовцам (аннексия Литвы случится лишь в следующем году), Луцкевича перевезли сначала в Вилейку, а затем в Минск.
19 ноября на первом допросе Луцкевич признал, что пытался организовать против советской власти вооруженное противостояние (речь шла о его должности премьера БНР), но подчеркнул, что агентом польской разведки никогда не был. Желая выбить из мужчины необходимые показания, следователи издевались как могли. Один допрос продолжался 24 часа 15 минут (более суток), второй — 36. От Луцкевича, в частности, требовали признания, что представители национального движения из Западной Беларуси, которые переехали в БССР на волне беларусизации, были отправлены туда экс-премьером БНР для «организации террористическо-повстанческой деятельности». Если бы Луцкевич согласился, это развязало бы советским спецслужбам руки для уничтожения десятков представителей национальной элиты. Ему было 56 лет, он страдал от проблем с сердцем, анемии, общего истощения, но ничего не подписал.
«Бацька беларускай дзяржавы» получил восемь лет лагерей, но даже не доехал до ГУЛАГа — в феврале 1942-го он умер в пересыльном пункте в городе Аткарск в Саратовской области России.
В советские времена имя Луцкевича было под запретом. Достаточно сказать, что даже в «либеральном» 1989 году в списке книг, подлежащих исключению из библиотек, все еще находилась фамилия бывшего премьера БНР. Парадокс, но именно в том году Луцкевича и реабилитировали.
Место захоронения этого, без сомнения, великого беларуса неизвестно и вряд ли когда-либо будет установлено. Его символическая общая с братом Иваном могила находится на вильнюсском кладбище Расу.
Читайте также
