По состоянию на вечер 29 декабря в Беларуси 1455 политзаключенных. Вполне вероятно, что к моменту, когда вы читаете этот текст, их стало еще больше. И эта боль белорусского общества никак не утихает, а становится еще сильнее. Политический аналитик Артем Шрайбман не знает, как решить проблему, но предлагает несколько шагов, которые могут в этом помочь.
Артем Шрайбман
Политический аналитик
Ведущий проекта «Шрайбман ответит» на «Зеркале». Приглашенный эксперт Фонда Карнеги за международный мир, в прошлом — политический обозреватель TUT.BY и БелаПАН.
Политики и коллеги-аналитики уже несколько недель горячо обсуждают, кто виноват и что делать с тем, что число политзаключенных в Беларуси растет уже третий год. В этом споре рождаются экзотические мысли выкупать политзаключенных за деньги, чуть менее экзотические — предлагать власти диалог и снимать санкции в надежде на ответную добрую волю Лукашенко и максималистские требования в стиле «никакого диалога до освобождения всех».
Кажется, все разумные люди со всех сторон дискуссии понимают, что ключи от тюрем лежат в Минске, а не в офисах демсил или западных столицах. Было бы желание — нашелся бы путь. Поэтому иногда проговариваемую вслух фрустрацию от бессилия в стиле «почему Тихановская и Запад не освободили политзаключенных» я сразу оставлю в стороне.
При этом на сегодня Запад — единственный субъект, который может вести переговоры по этому вопросу и создавать для Минска стимулы освобождать людей, пользуясь санкциями как переговорным рычагом, то есть угрожая новыми ограничениями или предлагая смягчить старые.
Коллега Павел Мацукевич в свежей статье, с которой я могу спорить часами, тем не менее верно замечает, что кроме отмены санкций Лукашенко хочет еще и символического признания. И это тоже в какой-то степени ресурс, который есть у Запада, как показала история с обменом верительных грамот швейцарского посла на свободу Натальи Херше.
Суровая и гнетущая реальность состоит в том, что сегодня с обеих сторон потенциального торга о свободе политзаключенных еще и близко не созрели условия для него. Соучастие Минска в войне кардинально усложнило ситуацию, потому что подняло планку для начала разговора, сковало свободу маневра белорусских и западных дипломатов. Некоторые условия для начала этого диалога сегодня находятся вообще не в руках Минска или Брюсселя, а скорее в руках Москвы или ВСУ.
И до февраля с этими переговорами было множество проблем, которые до сих пор актуальны. Во-первых, Лукашенко и его силовики все еще не чувствуют себя спокойно и хотят продолжать мстить за 2020 год, боясь его повторения.
Во-вторых, отсутствует доверие: Лукашенко считает, что цель Запада — сменить его режим не мытьем, так катаньем, а на Западе не могут поверить Лукашенко, что он, сделав один шаг навстречу, например, отпустив 100 человек, не посадит через месяц 300, получив то, чего хотел.
В-третьих, консенсусный порядок принятия решений в ЕС означает, что если вопрос не жизненный (а Беларусь никогда им не была и все меньше является), то у стран с особыми интересами и резкой позицией появляется возможность блокировать изменение политики Брюсселя.
Условную Венгрию попробуют прогнуть, навалившись всем коллективом, ради новых санкций против России, потому что это сегодня приоритет европейской внешней политики. А ради чуть большей гибкости в отношении Минска условную Польшу не будут заставлять стать условной Австрией, потому что белорусская тема вторична для Евросоюза. Это не плохо и не хорошо, просто так работает этот организм.
Использование Беларуси российской армией с полного согласия и содействия Лукашенко означает, что, во-первых, Запад не может рассматривать действия Минска как его автономный выбор, видя за каждым словом и делом Лукашенко тень Путина. А во-вторых, и белорусская власть, даже если бы ей захотелось, не может делать слишком смелые жесты в западную сторону, потому что страшно послать неверный сигнал союзнику, чьи войска поселились в Беларуси как дома.
Но есть и еще более печальное измерение этой проблемы. Несмотря на то что политзаключенных становится все больше, а обращение с ними — все более концлагерным, мотивация решать эту проблему как у белорусской власти, так и у Запада слабеет. Минск адаптируется к санкциям, Россия помогает и обходить их, и находить новые ниши на своем рынке. А у западных политиков, принимающих решения на восточноевропейском направлении, просто не хватает времени и энтузиазма придумывать и продвигать какие-то многоступенчатые схемы диалога с Лукашенко, когда всю энергию забирает помощь Украине.
Если мы не рассматриваем сценарии вроде внезапной смены режима по биологическим причинам, то эта драматичная и тупиковая реальность не изменится до тех пор, пока не изменится мотивация Минска. То есть пока Лукашенко не попадет в ситуацию такого отчаяния, когда он будет готов на череду серьезных и устойчивых уступок, включая остановку репрессий и четкое дистанцирование от войны.
У Запада осталось мало санкционных кнутов, чтобы привести Лукашенко в такую точку. Ткань торговых отношений с Минском истончилась настолько, что даже если обрезать ее остатки, это не приведет к экономическому коллапсу в Беларуси. Соответственно, и угроза этими санкциями работает не сильно: в Минске тоже умеют считать и понимают, что дубина в руках ЕС и США образца 2020 года и сейчас — совершенного разного размера. Могли бы помочь вторичные санкции в адрес тех, кто помогает Лукашенко — от ОАЭ до Китая, но на полноценное принятие таких мер у Запада не хватает политической воли даже когда речь заходит о России. Ради Беларуси тем более напрягаться не станут.
Отмена каких-то санкций в одностороннем порядке, в качестве жеста доброй воли, чтобы дать Лукашенко свободу маневра и стимулировать его на какое-то смягчение позиции — это и маловероятный шаг в условиях его соучастия в войне, и спорная идея как с моральной, так и с практической точки зрения. Во-первых, это даст и Лукашенко, и остальным автократам прецедент, как надо себя вести, чтобы Запад моргнул первым. А во-вторых, это не даст никаких гарантий успеха в ситуации, когда мотивация поведения белорусского режима не изменилась. Лукашенко просто скажет спасибо и продолжит делать что делает — ведь получится, что именно его настойчивость и сработала, так зачем же что-то менять.
Может ли эта мотивация Минска измениться по причинам, которые не зависят от политики Запада на белорусском направлении? Да, и, судя по всему, именно этого мы обречены ждать.
Факторами тут могут быть новые победы ВСУ, мировой экономический кризис, сопряженный с падением цен и спроса на те товары, которые Беларусь еще умудряется экспортировать, глубокий кризис в самой России, ссора Путина и Лукашенко, например из-за того, что они не договорятся по условиям интеграции или поддержки. К слову, многое тут будет зависеть от западных санкций на российскую нефть и нефтепродукты: их свободный экспорт из России до сих пор дает ей возможность спокойно поглощать какую-то долю белорусского топлива.
Однако надо быть честным с самим собой — нет никаких гарантий, что что-то из перечисленного произойдет в ближайшие месяцы. Но доля противного даже мне фатализма, которая есть в моих оценках, не означает, что Западу и демсилам стоит просто сидеть на берегу, ожидая, пока мимо проплывет Лукашенко с мольбами о прощении.
Во-первых, очевидно усиливаются каналы связи Ватикана с Минском. Новый глава МИД много лет был послом при Святом престоле. Близкий к Лукашенко бизнесмен получает от Ватикана титулы. Эти связи можно использовать, чтобы попробовать договориться хотя бы о демонстративном акте гуманизма и освобождении матерей маленьких детей, тяжело больных и пожилых политзаключенных, скажем, к Пасхе.
И если ради спасения едва ходящих и онкобольных заключенных или возможности маленьких детей увидеть своих мам нужен звонок от папы римского в Минск или снятие санкций с одного-двух придворных «рыцарей» (которые и так умеют их обходить), то, по-моему, гуманитарный аспект тут явно перевешивает любые издержки.
Во-вторых, по большому счету, ничто не мешает попробовать идею уже упомянутого Павла Мацукевича того, чтобы предложить Лукашенко какие-то символические жесты, например, звонок или приезд какого-то высокопоставленного чиновника, если они способны освободить людей. У меня есть большие сомнения, что это сработает, и, разумеется, это не даст гарантий, что репрессии остановятся. Но в оценке важности этого вопроса для Лукашенко я могу быть неправ, а опытный экс-дипломат Мацукевич — прав. В любом случае, белорусский режим не получит от этого каких-то значимых бонусов, кроме массажа эго главного начальника, а значит, эту гипотезу можно и нужно тестировать.
В-третьих — и это поле ответственности демсил — я считаю абсолютным провалом двух лет работы Офиса Тихановской, месяцев работы ее Кабинета и других структур отсутствие налаженной системы регулярной финансовой поддержки семей всех политзаключенных за средства международных доноров.
Работа правозащитников, разовые сборы на BYSOL на подарки детям политзаключенных и оплата некоторых из их адвокатов — это гроши по сравнению с десятками миллионов евро и долларов, которые выделяются на белорусскую демократию. Именно это, а не что-то другое должно быть приоритетом при лоббировании и поиске средств. Кабинеты и департаменты, хоругви и поездки в новые страны, запуск десяти похожих YouTube-каналов, которые смотрит пара тысяч единомышленников, — все это суперважно, но должно идти следом.
Даже если это будут не самые большие деньги, родственникам политзаключенных важно знать, что про них не забыли, и иметь возможность собрать для своих близких лишнюю посылку в колонию. Это не решение вопроса политзаключенных, но это хоть какое-то обезболивающее. Остается надеяться, что с появлением «министра» по этой проблеме в Переходном кабинете ее решение наконец сдвинется с места.
И в-четвертых, пока Минск не созрел для серьезного разговора, Запад может и должен готовиться ко времени, когда это созревание произойдет. Это значит подготовить и заранее согласовать между ключевыми игроками дорожную карту конкретных шагов: какие санкции могут быть отменены или приостановлены взамен на какие уступки Минска. Этот план можно непублично довести и до Алейника с Лукашенко, чтобы исключить ситуацию неверных оценок в Минске того, на что готов Запад и что для этого надо делать.
Подготовка такого плана не означает смягчения западной позиции, но она означает, что в критический момент евробюрократы не будут тратить месяцы ценного времени, чтобы согласовать между собой новую стратегию, а смогут просто активировать лежащую в столе папочку. Даже если она потребует корректировки в день Х, это легче сделать, чем собираться и думать с нуля, как же вести себя с Лукашенко, который вдруг неожиданно в третий раз стал готов уступать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
