Белорусский правозащитник, глава правозащитного центра «Весна» Алесь Беляцкий был удостоен Нобелевской премии мира в 2022 году, уже находясь в заключении. Премию в Осло получала его жена. Наталья Пинчук произнесла сильную и трогательную речь о том, ради чего почти три десятка лет работал Беляцкий — о свободе, демократии и правах человека в Беларуси. Через три месяца, 3 марта 2023 года, 60-летний правозащитник получил 10 лет колонии, его коллеги по правозащитному центру «Весна» Валентин Стефанович — 9 лет, а Владимир Лабкович — 7 лет. DW поговорила с Натальей Пинчук о приговоре мужу, Нобелевской премии, войне, репрессиях, ее нынешней жизни и надежде.
Правозащитников обвинили в «контрабанде» денег на правозащитную деятельность и в «финансировании протестов». Беляцкий и его коллеги по правозащитному центру «Весна» оказывали поддержку задержанным во время протестов против сфальсифицированных президентских выборов 2020 года. Международное и правозащитное сообщество назвало суд политически мотивированным, а приговоры — «оскорблением правосудия».
— Как вы лично переживаете происходящее?
— Приговор я восприняла тяжело — я осознаю, в каких условиях находится Алесь и другие политзаключенные. Опыт первого ареста Алеся (правозащитнику в 2011 году дали 4,5 года колонии, отсидел 3 года, выпущен Лукашенко под давлением Запада. — Ред.) скорее усугубляет ситуацию. Знаешь, что стоит за этим.
10 лет — это огромный срок. В Беларуси тем, кто выступил против власти, дают до 25 лет… Для некоторых людей это срок до конца жизни, учитывая возраст и невыносимые условия в тюрьмах. Срок в 10 лет направлен на подрыв здоровья и уничтожение человека, воспринять его спокойно невозможно.
— Как вы думаете, на приговор повлияла Нобелевская премия?
— Открытый процесс — скорее всего, ответ на присуждение премии, стремление показать, что для властей она ничего не значит, бросить вызов Западу. Власти стремились выставить правозащитников уголовниками, показать приговор не политически мотивированным, а привязать к контрабанде… Им не удалось.
— Изменила ли что-то премия в отношении Беларуси?
— Главное — премия привлекла внимание к тому, какие страшные вещи происходят в Беларуси. Ежедневный террор, репрессии, которые не заканчиваются с 2020 года, людей сотнями сажают в тюрьмы, каждый день — задержания. Полторы тысячи политзаключенных — мизер по сравнению с реальным количеством, о многих мы не знаем.
«Приходится как-то выстраивать жизнь. Я пока не в Беларуси»
— Вы можете рассказать о том, как сейчас живете?
— Сейчас надежд на освобождение Алеся и его коллег из «Весны» нет. Женам, и мне в том числе, приходится как-то налаживать жизнь. Мы прожили с Алесем 35 лет, тяжело не иметь его рядом. Я пока нахожусь не в Беларуси, на какой период времени — сказать трудно. Пока ситуация такова.
— Что помогает справляться?
— Когда Алеся впервые арестовали, у меня появились новые друзья, хотя и по несчастью — сидели их сыновья, мужья. Мы не потеряли связь, и когда опять пришло время испытаний, стали еще ближе. Это мама Игоря Олиневича, жена Николая Статкевича… Я им благодарна безмерно.
— Вы называете фамилии, и я понимаю, что сейчас все они — снова политзаключенные. В 2021 году анархист Игорь Олиневич получил 20 лет колонии, политик Николай Статкевич — 14 лет…
— Да, опять в тюрьмах и сыновья, и мужья.
— Как в таком случае выстраивать жизнь? На что надеяться?
— Бедная надежда, мы ее всегда душим. Тяжело, если она не оправдывается. Стараемся жить одним днем, не думать о хорошем, пусть оно само придет.
— У вас есть информация о муже?
— Есть переписка, но не все его письма приходят ко мне, а мои — к нему. Адвокаты молчат, потому что могут лишиться лицензии или сесть в тюрьму. Один из адвокатов Алеся уже получил большой срок, другого лишили лицензии.
«Премия будет ждать выхода Алеся из тюрьмы»
— От имени мужа вы получили нобелевскую медаль. Также часть награды — деньги, треть от 900 тысяч евро. Где сейчас медаль и что с деньгами?
— Да, я символически приняла медаль и диплом, они пока хранятся у знакомых. Что касается денежной части, то она не принята. Ее принять может только Алесь, когда выйдет из заключения. Премия будет ждать, когда он окажется на свободе.
— Есть ли у вас контакт с другими лауреатами премии — российским «Мемориалом», Центром гражданских свобод из Украины?
— Непосредственного контакта нет, но поддержка Алеся чувствуется, особенно украинской стороной, я очень им благодарна. То, что Беларусь считают страной-соагрессором, ухудшает положение белорусов, хотя в данной ситуации белорусы как народ — без вины виноватые. В большинстве своем они поддерживают украинцев, это нужно помнить. Белорусы — не русские, не имеют имперских амбиций, им не нужна война. Нужно отделять позицию властей и то, за кого народ. 24 февраля в Минске вывесили украинский флаг. По нынешним законам люди рисковали жизнями, чтобы показать поддержку Украине.
«Вся Беларусь, по сути, в тюрьме. Людям нужна поддержка»
— В 2020—2021 годах о Беларуси много говорили, но на фоне войны в Украине она отошла на второй план. У вас было такое ощущение?
— Да, было заметно, что Беларусь ушла из фокуса. Я ощутила эту забытость. До Нобелевской премии внимание мира было направлено в другую сторону… Премия вернула Беларусь в фокус. Важно, чтобы в мире понимали, что белорусы готовы сражаться за свои взгляды, но сейчас вся Беларусь, по сути, в тюрьме.
— Чего бы вы сейчас ждали от международного сообщества, европейских политиков?
— Чтобы солидарность выражалась в конкретных действиях. Люди в заключении — это удар и по их семьям, им нужна помощь, чтобы поддержать родных в тюрьмах и себя. Многие вынуждены эмигрировать, им нужна помощь, хотя бы пока не найдут работу.
В Беларуси проходят «чистки», всех, кого посчитают нелояльными к власти, выгоняют с работы. Устроиться на другую практически невозможно. В этом я вижу возможность для ЕС поддержать людей, дать возможность выстоять.
— А политзаключенные? Раньше людей выпускали в обмен, например, на ослабление санкций. Сейчас одни родственники и сами политзаключенные за это, другие — против.
— Думаю, не всегда можно озвучивать те шаги, которые могли бы способствовать выходу политзаключенных. Иногда в тишине работа делается лучше… Есть надежда, что политики ЕС сумеют найти возможности сделать шаги, которые помогут.