В 1966 году немецкий философ Теодор Адорно выступил по радио с докладом «Воспитание после Освенцима». Ключевой тезис был сформулирован в самом первом предложении: «Освенцим не должен повториться — это главное, что требуется от воспитания». Обращаясь к немецким педагогами, ученым и интеллектуалам, Адорно подчеркивал, что все дебаты об идеалах воспитания являются второстепенными по отношению к этому главному требованию. Ужасы нацизма немецкий философ еврейского происхождения определял как «впадение в варварство», противостоять которому и должно было именно воспитание. Последнее Адорно понимал широко, включая сюда и педагогическую работу в детском возрасте, и общее просвещение, задачу которого он видел в создании духовной, культурной и общественной атмосферы, препятствующей возможности повторения Освенцима. Татьяна Щитцова рассуждает, что должно произойти в белорусском обществе, чтобы Окрестина-2020 (и после) не повторилось никогда.
Татьяна Щитцова
Доктор философских наук
Профессор Департамента социальных наук Европейского гуманитарного университета (Вильнюс), главный редактор философско-культурологического журнала Topos. С октября 2021 года — представительница Светланы Тихановской по вопросам образования и науки.
В августе 2020 года белорусское общество пережило потрясения, вызвавшие у большинства наших граждан один и тот же вопрос: как это стало возможно? Какие причины, условия и обстоятельства могут объяснить чудовищное насилие и немыслимую жестокость, которым подверглось огромное количество людей, вышедших на мирный протест? Мы столкнулись с таким расчеловечиванием — впадением в варварство, — которое было несовместимо с нашим представлением о нормальной человеческой жизни. Невозможность принять это новое варварство как элемент нашего общества, невозможность смириться с безнаказанностью оголтелого злоупотребления властью и физической силой привело к беспрецедентной гражданской мобилизации и массовому протестному движению.
Символом расчеловечивания стало Окрестина: люди, наделенные полномочиями защищать закон, целенаправленно подвергали издевательствам, унижениям и пыткам задержанных участников и участниц гражданского протеста. «Служители закона» уверенно и безоглядно действовали в нарушение закона и общечеловеческой морали. Впоследствии белорусская судебная система на протяжении двух лет пыталась камуфлировать эту системную варваризацию государственных силовых органов посредством криминализации любой протестной активности. Однако клетки-одиночки, которые появились в залах суда, со всей очевидностью разоблачали, что судопроизводство само стало частью — циничным инструментом — нового варварства.
Война России против Украины переключила внимание на другой эксцесс расчеловечивания, с которым белорусских силовиков связывает одна общая черта: и там, и там впадение в варварство опирается на послушание авторитарному правителю, позволяющее даже самые жестокие преступления совершать в русле «служения отечеству». В обоих случаях персоналистская диктатура является структурной предпосылкой для возможного впадения в варварство. Если правитель государства может ставить себя «над законом», может по своему произволу отменять действие законов или переопределять их, тогда у государственных органов, имеющих монопольное право на насилие, появляется возможность — и соблазн — игнорировать любой другой закон, кроме прямого волеизъявления правителя. Персоналистская диктатура является политическим устройством, располагающим к варваризации силовых органов. Архаическая склонность к насилию, брожение которой всячески подпитывается в мужских «силовых» коллективах, может выливаться в чудовищные формы, если желание и одобрение диктатора заменяет закон. Следует помнить, что Лукашенко наградил силовиков, особо отличившихся при подавлении гражданских протестов, а позднее и Путин, следуя той же логике круговой кровавой поруки, наградил военные подразделения, «отличившиеся» в Буче.
Сказанное выше о связи между политическим устройством и впадением в варварство (дикостью расчеловечивания) не исчерпывает вопрос о том, «как это стало возможно?». Нужно изучать социальные и психологические механизмы, которые сделали многих людей готовыми к тому, чтобы без особых рефлексий и сомнений включиться в запредельное насилие, санкционированное сувереном-диктатором. В их собственной жизни, в истории их социализации нужно искать причины и мотивы, которые обусловили их расположенность к тому, чтобы превратить свою службу в государственных силовых структурах в жестокую и омерзительную расправу над беззащитными людьми. Варварство заключается в том, что чудовищные практики дегуманизации оказались для них привлекательным способом демонстрации своей власти и авторитета, — и никакие культурные нормы, моральные императивы и положения Конституции не могли этому воспрепятствовать.
Здесь и возникает вопрос о воспитании: ведь в человеческих обществах именно оно мыслится как антидот по отношению к варварству. Воспитание и образование — это способ противодействия ему как состоянию, чуждому ценностям соответствующего человеческого мира, человеческой культуры. В этом плане, задаваясь вопросом, как стало возможно Окрестина, следует обратить внимание на замечание Адорно касательно важности для педагогики книги Ойгена Когона «Государство СС». В частности, Когон отмечает, что в нацистском концлагере, где он сам провел несколько лет, мучителями были в основном молодые люди из крестьянских семей. Адорно констатирует в этой связи, что сохраняющееся культурное различие между городом и деревней было одним из условий (пускай и не самым главным) ужасов нацизма.
Этот социологический аспект представляется важным и при обсуждении зверств белорусского режима. Могу предположить, из каких социальных слоев набирают белорусских омоновцев: это преимущественно семьи с очень скромным достатком, в которых дети не получают хорошего образования. Власть и авторитетность, которыми государство наделяет этих молодых людей, давая им в руки дубинки и соответствующую зарплату, сразу понимается (и принимается) ими как эксклюзивная возможность компенсировать собственное культурное отставание, более того — уверенно перевести культурность, образованность в разряд незначимых факторов, к которым можно относиться с пренебрежением. Мы имеем дело с режимом, который сознательно рекрутирует людей, наиболее расположенных к переходу в состояние агрессивного варварства. Это было главным уроком 2020-го: власть при этом режиме держится именно на варварстве.
В этом контексте следует обратить внимание на результаты тестирования PISA, проводившегося в Беларуси в 2018 году. Тест показал, что в нашей стране есть серьезные проблемы с равным доступом к образованию. По этому показателю Беларусь заняла 78 место из 79. И это действительно катастрофа. Дети из малоимущих семей, а также те, чьи родители сами не получили хорошего образования, имеют значительно меньше шансов получить качественное образование. Тест отчетливо показывает, что у городских жителей доступ к нему выше, в то время как дети в деревнях оказываются невольными заложниками системного образовательного неравенства.
Складывается очень нездоровая картина: игнорируя проблему недоступности качественного образования, режим извлекает выгоду из такой политики, используя плохо образованных молодых людей как бездумный инструмент, готовый на любые акции насилия ради защиты той самой власти, которая лишила этих людей возможности получить прививку от варварства. Это особый тип созависимых отношений, в которых и власть, и ее молодые подопечные равно заинтересованы в инвестициях в варварство, а не в деварваризацию (просвещение). Власти нужны мускулы, а «мускулы» хотят доступа к власти (соответственно, деньгам и статусу).
Описанная выше патологическая круговая порука власти и варварства может быть преодолена только двумя способами: со стороны власти — посредством радикального политического переустройства общества, со стороны социальных групп, подверженных варваризации, — посредством просвещения. Рецепты Адорно в этом отношении звучат как «азбучная истина», которая никогда не утрачивает актуальности. Он говорит о том, что у детей и молодых людей необходимо воспитывать способность к критической саморефлексии, способность к самоопределению, — то есть все то, что со времен Канта заложено в понятии автономии. Оно подразумевает особую силу личности, способную противостоять угрозам и соблазнам расчеловечивания. Эта моральная категория очевидно должна быть поставлены во главу угла «воспитания после Окрестина» — в первую очередь, для того, чтобы случившееся (и продолжающиеся) больше никогда не повторилось.
Нынешняя система образования в Беларуси не способствует ни культивированию автономии как моральной силы, ни раскрытию креативного потенциала автономии. Преобладание авторитарных паттернов в педагогическом процессе, сохранившееся еще с советских времен, несомненно, является одной из причин многолетней политической пассивности наших граждан. Чтобы Окрестина не повторилось, нам нужно будет развивать антиавторитарную педагогику, в которой отношения между учениками и учителями мыслятся как отношения кооперации, а не иерархического подчинения (дидактического наставления «сверху вниз»).
Last but not least. В своем докладе Адорно обращает внимание на то, что предпосылкой для впадения в варварство было характерное маскулинное воспитание, для которого особым достоинством считались твердость и выносливость, выражавшиеся в безразличии к боли — как своей, так и к боли другого. Ужасы нацизма воплощались в жизнь людьми, которые в массе своей опирались не на личную автономию, а на идентификацию с коллективом и с фюрером, и для которых подчинение коллективу означало выключение эмоционального отношения к страданиям, то есть способности сопереживания. Это наблюдение также имеет параллели с драматическими событиями августа 2020-го. Не отпускающий нас вопрос «как стало возможно „Окрестина“?» означал в первую очередь: как оказалась возможной такая бесчеловечная степень бесчувственности по отношению к боли и страданиям, причиняемым невинным людям?
Чтобы Окрестина не повторилось, мы должны воспитывать наших детей в соответствии с императивом, лучше всего передаваемым замечательным белорусским словом «шанаваць». Его уникальность заключается в том, что оно объединяет два значения: беречь и уважать, связывая таким образом воедино две безусловные ценности: жизнь и достоинство. Бережное отношение к человеческой жизни и уважение личностного достоинства должны быть осмыслены как неразрывно связанные элементы — такова морально-этическая импликация, заключенная в слове шанаваць, и таково требование, которое выдвигает перед нами чудовищный опыт Окрестина.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.