Илья (имя изменено в целях безопасности) жил в одном из районных городов, работал на крупном предприятии, имел высокую зарплату и состоял в рабочей телеграм-группе. За что и отбыл три с половиной года колонии по диффамационным статьям. Теперь уже бывший политзаключенный рассказал «Вясне» о том, какой путь ему пришлось пройти.
«Мы в чате начали делиться мнениями»
Я освободился в начале июня 2024 года. Первые пару дней после освобождения было дико, например, один раз меня испугал синий бусик. Подумал: «Опять встречают». Мне немножко попроще было, потому что из-за своей профессии я был постоянно в командировках, так что мое заключение — как «затянувшийся отъезд». Ассимилировался после освобождения быстро. По работе я ведь все время был в командировках по полгода в году с перерывами, то есть я привык быть не дома. Соответственно, когда меня не было три месяца, то сейчас, во время заключения, меня не было три года. И по ощущениям разница была небольшая — буквально за пару дней она нивелировалась. Организм ведь психологически привыкает к разным условиям.
Диффамационных статей у меня было три, среди прочего и «оскорбление Лукашенко». У нас был закрытый чат среди коллег, и мы там общались сначала на производственные темы, решали мимо начальства более оперативно какие-то вопросы. И обсуждали разные моменты. И когда началась вся эта движуха в 2020 году, естественно, тема стала актуальной и мы в чате начали делиться мнениями. И за некоторые такие мнения… До сих пор я не знаю, как к ним попал этот чат, так как он был закрытый, только среди наших коллег. И вот там они посмотрели все эти комментарии, и из 17 человек семерых посадили.
«Просто военизированные дядьки»
Весной 2021 года меня задержали. Сначала посадили на 10 суток административного ареста, а на девятые сутки мне дали первую статью 368 (за «оскорбление Лукашенко». — Прим. ред.), а потом осенью сверху накинули статьи 130 и 369 (за «разжигание розни» и «оскорбление представителя власти» соответственно. — Прим. ред.).
Задерживали меня дома. Я проснулся из-за того, что меня ласково трепет по плечу сотрудник ОМОНа. Я спал в кроватке с сыном после работы. Было спокойно, без криков — может, потому что дети спали. Так что что-то человечное местами проскакивает у них. Сказали: «Собирайся». Ничего толком не объяснили, жене тоже ничего не сказали, куда меня забирают. Только потому, что у одного на бронежилете было написано «ОМОН» и один был в форме (наверное, участковый), можно было понять, что это милиция. А так вообще какие-то просто военизированные дядьки.
И увезли на бусике. И уже когда мы ехали, они спрашивали: «Ну что, ты догадываешься, за что мы тебя?» Я говорю: «Я никого не убивал, ничего не крал, значит, по „политике“». Они говорят: «Правильно».
Целая спецоперация
Отвезли в местное РУВД. И нас туда свезли всю банду из чата. Целая спецоперация у них была: и с работ забирали людей, и из домов — всех, кто был в этом чате. Даже человека привезли, который жил в соседнем городе. Меня сначала допросили, потом повезли на освидетельствование (они искали причину, по которой меня закрыть, думали, что, может, какой остаточный алкоголь у меня есть). После обеда привезли человека из соседнего города. Он был, кстати, создателем этой телеграм-группы.
В общем, в ИВС осталось где-то четыре человека из нас. Остальных сразу отпустили, но потом некоторых снова забрали. Среди этих четырех был и я. Нам сначала всем по 10 суток дали. В ИВС была специальная комнатка, туда приехал судья, нас спустили из камеры. Судья вроде даже какие-то вопросы задавал… Ну и естественно: «У нас нет причин не верить сотрудникам внутренних органов, идите сидите дальше за неподчинение законным требованиям». Вроде как я не подчинился законным требованиям, когда меня попросили проследовать с ними.
«Ну все, теперь ты у нас „политический“»
Пока были эти 10 суток, они, видимо, шерстили наш чат и искали, кого за что посадить. Насчет кого были сразу вопросы — у четверых, — нас сразу закрыли. А у остальных искали, кому и что предъявить. Они ведь смотрели телефоны у тех, кого забрали. У меня этот чат был удален и почищен, а у двух человек — нет.
На девятые сутки вечером, почти в пять часов, мы думали: «Ну все, пронесло, сейчас 10 суток пройдет — и сваливаем и будем куда-нибудь убегать из страны». Только расслабились — нас зовут вниз, там сидят оперативники и дают нам бумажки: «Вот, распишитесь, на ваш счет возбуждена 368-я статья» (Оскорбление Лукашенко). И все — вернули в камеру, на следующее утро перевели из камеры для административно осужденных уже к уголовникам. И сразу же забрали матрацы. Сам постовой милиционер сказал: «Ну все, ты теперь у нас „политический“, поэтому надо забрать матрацы».
С конца июля — начала августа дело передали в область, когда появилась 130-я статья. Видимо, летом что-то нашли, провели экспертизы. Я так понял, экспертов мало по таким делам, и потому большая очередь была. И потому я ждал с лета почти до октября результатов этих комментариев.
Что означает смайл
Два заседания суда они разбирали, что означает смайл (там были просто скобочки). Вроде можно ли благодаря смайлу расценить комментарий как шутку, а не как призыв к насильственным действиям в отношении сотрудников.
Суд длился недолго — меня довольно быстро, за две недели, рассмотрели. Все это время я находился в областном СИЗО, а суд тоже был областным — из-за 130-й статьи. Ведь это «очень серьезное преступление». Наравне с геноцидом и экоцидом. Даже смешно местами.
Суд был закрытый. Не знаю почему. Скорее всего, потому что там фигурируют личности — и чтобы не подорвать их авторитет. Он начался в феврале.
Мне присудили три с половиной года колонии в условиях общего режима.
Еще были три месяца в ожидании апелляции. Она была в Верховном суде. Туда я не ездил, но мне пришла бумажка: какой-то прокурор даже подал протест о том, что мне слишком много дали. Но суд оставил все без изменений.
«Мы там отдельная группа»
В колонию № 15 я приехал 9 мая. Веселого там мало, но жить можно. Видимо, мой постоянный опыт сказывался, например, жизни посреди Венесуэлы в палатке, и мне не так кажутся эти условия жесткими… Приятного, естественно, мало, комфорта там такого особого нету. Но это еще от отряда зависит. Есть отряды, где ремонт более-менее свежий. Я был в таком.
Я ощущал другое отношение из-за того, что «политический». Мы там отдельная группа. Там если обобщать, то есть три категории: обычные «бандитики», низкий статус и мы.
У нас был момент: один из «политических» переключил телевизор на футбол. Кому-то это не понравилось, пошел пожаловался отряднику — и мы неделю слушали гимн из-за этого. То есть начальник отряда нас собрал и сказал: «Вас объединил 20-й год, и потому за косяки каждого будете отвечать коллегиально». И вот так: утром, когда он приходил на работу, он включал гимн на телевизоре — и мы стояли слушали его, и вечером (если у него вечерняя смена) перед отбоем он уходил и включал гимн. Но довольно быстро он это прекратил: сначала он сказал, что такое будет две недели — но дня четыре он сам продержался. Потому что он понял, что нам пофиг. Возможно, это было для того, чтобы между нами раздор посеять. Но у нас был более-менее сплоченный коллектив, и мы все понимали, что это чушь полная. К тому парню (который переключил на футбол) у нас никаких претензий не было.
Весь отряд наш был около ста человек, и среди них человек 12−15 было «политических». По каким статьям? Большинство — это «оскорбление», 130-х несколько штук. Статьи разнообразные, но в основном большинство комментаторов. Ну и еще остатки за митинги (342, 293). Был один, который перевел донат в 15 рублей куда-то. Если разбираться, там смешные причины, за что людей сажают. Если со стороны смотреть.
Работа
Так как нам, «политическим», нельзя на крутые, по зоновским меркам, работы (где нужен квалифицированный труд, например СТО — приезжали милицейские машины, и их там чинили, РМУ — ремонтно-механический участок), то у нас создали отдельную маленькую бригаду: мы ходили чистить проволоку, а когда нас собралось в отряде под десять человек, мы начали оказывать «логистические услуги»: возили на телеге проволоку, привозили в цех неочищенную, а назад увозили отдельно алюминий и отдельно мусор от проволоки. Мы шутили, что у нас транспортная компания.
У меня был 10-й профучет: «склонен к экстремистской и иной деструктивной деятельности». У тех же, кто сидел за митинги, было еще и «склонен к нападению». Эти учеты они раздают не исходя из поведения, а исходя из статьи.
«Записал 40 человек, а посадили только нас»
В ШИЗО я был за то, что не успел выйти на проветривание. В определенное время все должны спуститься в локальный участок, ведь в бараке уборка, и там открываются форточки. Но обычно большинство на это все внимания не обращает, и никто никуда не ходит. Но тут пришел один милиционер — и всех, кто не успел, записал к себе. Он записал 40 человек, но посадили только нас, профучет (а это «политические»). Мне дали пять суток всего лишь. Больше в ШИЗО я не был. На первом общении с оперативником тот сказал: «Вот от тебя зависят сложности, с которыми ты здесь столкнешься. Сиди с закрытым ртом — и все будет нормально».
«Чего тебе не хватало?»
Самый частый вопрос у милиции был на всем этапе следствия «Чего тебе не хватало?». Я говорил: «Вы не поймете. Раз вы спрашиваете это, вам не объяснить». Я работал на крупном предприятии, у меня была большая зарплата. А мне не хватало свободы. Не знаю, как это объяснить… Еще до всех этих событий меня начало цеплять, что беларусам наплевать на свою нацию, на свой язык, люди не хотят говорить на беларусском языке, не знают своей истории. Как говорят по телевизору, наша история началась в 1945 году, когда нас освободили от немцев, и все. А до этого была просто пустыня, ни одного человека, никакой истории нет. Вот это меня беспокоило.
Но сейчас уже меньше. А на тот момент меня больше всего это цепляло. Я даже в СИЗО, когда говорили другие люди на меня: «Враг народа», я отвечал: «Я не враг народа, я враг государства». Но когда меня привезли в зону и я посмотрел на людей, которые там сидят и которые говорили мне тоже: «Чего тебе не хватало?», я понял: «Я согласен, я враг народа. С вашим народом я больше общего ничего не хочу иметь». Смотришь на то, как люди реагируют на то, что говорят по телевизору, слушаешь, о чем они между собой общаются, — из этого делаешь вывод. Всем как-то «чарка, шкварка» — и больше ничего не надо. Интересует только свое благополучие. Им до лампочки, как будет страна называться, какая денежная единица будет — рубль или талер, им все это все равно. Если у них будет достаток на свои цацки — они на все согласны. А меня такое не устраивает.
Комфорта от этого нет никакого
Самым тяжелым во время моего заключения было понимать то, что семья осталась без моей помощи. У меня двое детей, и в силу определенных обстоятельств моя жена не могла работать, она ухаживала за младшим ребенком, и, соответственно, работал только я. Меня посадили — денег нет. Вот это беспокоило.
Я решил уехать из Беларуси потому, что я вышел — и мне дали надзор. Я должен у них появляться, на лекции ходить, плюс они могут в любое время прийти меня проверить. Ты спишь ночью, дети спят — и в полвторого ночи могут прийти. Открываешь дверь — бумажка — расписался. Комфорта от этого нет никакого. Кроме того, страх на самом деле остался, ведь понимаешь, что если они тут нашли, за что [меня посадить], то ты понимаешь, что они ведь нашли не все. И рано или поздно может еще что-то всплыть. И еще практические соображения: все равно начинать все надо с нуля — и почему бы не начать это в более благоприятных для этого условиях: в другой стране.
Читайте также
