Павел Кириленко — подполковник юстиции, работал в прокуратурах Донецкой области и Крыма, в 2017 году его назначили военным прокурором Ужгородского гарнизона. А летом 2019-го чиновник стал главой Донецкой области. Мы поговорили с Кириленко о мобилизации в России, «референдуме», коллаборационистах, смерти и брате, который работает в правоохранительных органах самопровозглашенной ДНР.
О мобилизации в России и «референдумах»
— Мы разговариваем с вами в 11.00 21 сентября, несколько часов назад Путин объявил о частичной мобилизации. Это что-то меняет?
— Для нас ровным счетом ничего. Для них? Сейчас появилась паника у некоторых, кто находится в запасе или служил в армии. Они понимают, что попадают в первую категорию, кого будут призывать. А таких людей в России очень много, это значит — большая паника. Желания у жителей РФ идти на войну нет, они будут стараться всеми возможными способами уклониться от мобилизации.
— Шойгу сказал, что призовут 300 000 человек. Что это значит для Украины?
— Что нам предстоит еще большое количество сражений. Ни в коем случае нельзя расслабляться, нам нужно готовиться к дальнейшим серьезным битвам не только на восточном фронте, но и на южном. Россияне хотят укрепить живой силой наиболее слабые направления. Нам нужно продолжать двигаться вперед и получать военную помощь от всех западных партнеров.
— Для вас мобилизация — ожидаемое решение России?
— Я вижу конкретные цифры погибших россиян на территории Донецкой области каждый день. Я считал, что мобилизация — это неизбежный для них процесс. Раньше они это не делали, потому что понимали: будет паника и недовольство среди населения. Люди живут в ипотеку, многие шли на эту «спецоперацию» для получения материальных благ. Патриотизм отсутствует. Мы же на своей земле, мы будем стоять столько, сколько нужно. На нас не влияет ни мобилизация, ни угроза применения ядерного оружия. У нас один путь — к свободе, независимости и суверенитету. Наша мотивация очень понятна. У них мотивация отсутствует — почему-то наиболее ярко проявляется патриотизм у бурятов. Я думаю, что частичная мобилизация будет идти по всей России, она начнется с отдаленных уголков страны, чтобы была возможность максимально скрыть недовольство.
— Шойгу заявил, что погибли около 6000 россиян. Цифра, которая есть у вас, похожа или в разы больше?
— Она вообще не соответствует тому, что сказал Шойгу. И это еще раз подчеркивает абсурдность их заявлений. Он не понимает, что даже если взять отдаленные уголки Российской Федерации, собрать жителей нескольких сел, они, между собой пообщавшись, насчитают более 15 000 погибших. Их человеческий ресурс исчерпан. Был бы — тогда продолжили бы набирать патриотично настроенных граждан для участия в «спецоперации» за «Ладу Калину» или обещанные деньги. Даже этим людей не привлечь.
— То есть цифра в разы больше?
— Безусловно. Цифрам, которые дает Генштаб, можно верить. У украинского командования нет цели завышать их.
— Еще 11 сентября «Медуза» писала, что Кремль решил поставить на стоп вопрос с «референдумами». Но мы видели, в какой спешке 20 сентября власти самопровозглашенных республик начали призывать к голосованию. У вас есть информация, что именно изменилось?
— Они хотят максимально себя легализовать на пока еще оккупированных территориях. При этом речь о Харьковской области уже не ведется. Основная их цель — юридическое закрепление по законам Российской Федерации. При этом эти «референдумы» не будут признаны международным сообществом. Они хотят говорить, что это суверенная территория РФ и что они будут принимать все меры для ее защиты, в том числе ядерное оружие.
— У вас есть информация, как будет проходить это голосование?
— Нет. Но у меня есть понимание, как работают спецслужбы, чтобы это голосование не происходило. Россияне сейчас ломают голову, как сделать видимость законности этих «референдумов».
— Речь об украинских спецслужбах? Что они делают, чтобы голосования не было?
— О них. Для проведения «референдумов» оккупант зачастую выбирает местных коллаборационистов, с ними спецслужбы и ведут работу, чтобы они понимали — лучше этого не делать, в том числе и из-за ликвидации предателей.
— Если голосование будет организовано в том числе на территории Беларуси, как к этому отнесетесь?
— Это очередной раз подтвердит, что Лукашенко вообще не субъект, не самостоятелен и полностью порабощен Российской Федерацией.
О начале войны и конверте
— Когда и как вы узнали, что началась война?
— 24 февраля около 04.00 был первый удар по военному аэродрому Краматорска. Я не спал, был объявлен общий сбор в пункте управления и в течение двух часов все главы областных администраций вышли на связь с Офисом президента. Началась работа по законам военного времени.
— Когда вам сообщили об ударе по аэродрому, кому вы позвонили?
— У меня была связь с главой Офиса президента Андреем Ермаком. Понимаете, война же в Донецкой области идет с 2014 года. С 16 февраля 2022 года началось резкое увеличение обстрелов по линии фронта. Тогда приехал президент и мы объезжали передовые позиции. Он постоянно бывал на Донбассе. 24 февраля я доложил обстановку Ермаку, собрал своих замов, штаб и началась работа.
— Вас предупредили заранее, что война начнется 24 февраля?
— Никто точно не знал. Но мы готовились. Предупреждений, что это будет конкретно 24 февраля и что это будет полномасштабное вторжение, не было. Но Украина и ее лидер были готовы к этому. Понятно, что у ряда людей был шок, но мы все быстро собрались и мобилизовались.
— Глава Луганской области рассказал, что у него была секретная папка на случай войны. У вас она была?
— Это конверт. Он был у всех глав военно-гражданской администрации, на 24 февраля таких человека было два — я и Гайдай. Там написано, что нужно делать. Этот конверт передается от руководителя области к руководителю, когда новый человек вступает в должность. Я был назначен 5 июля 2019 года, но до этого я работал долгое время в правоохранительных органах, поэтому понимал, какая информация там находится, какие сигналы оповещения есть и с кем держать связь.
О брате-коллаборационисте и врачах из Донецка
— Мы недавно говорили с жителями Донецка, и одна женщина сказала: «На месте украинских властей я бы не делала Донецк столицей области. Как мне ни грустно от этого, но для них это сейчас не самый подходящий город. Людей достаточно много, но все-таки 9 лет… Подросло то поколение, которым тогда было 10. Теперь им по 20, и этим людям нужно время. Они не понимают, кто прав, кто виноват. Пенсионеры все помнят, но им важнее, кто будет платить пенсии. Все работоспособные разъехались. Поэтому украинскому руководству понадобится время, терпение и мудрость, чтобы навести тут порядок». Нужно ли будет переносить областной центр в другой город?
— Нет. Здесь мнение человека основывается на том, что жители настолько пропитаны пропагандой, что осуществлять власть будет сложно. Вообще ментально Донбасс наиболее подвержен российской пропаганде, у нас есть корректировщики, коллаборационисты, латентные сепаратисты, которые проживают на территории области. Но это не останавливает ключевые звенья работы Донецкой области, то же самое будет и с Донецком. Но все виновные по украинскому законодательству будут нести ответственность — кто брал в руки оружие, кто принимал участие в боевых действиях, кто убивал, кто издевался над людьми. Донецк должен оставаться областным центром, сама деоккупация области будет наиболее мощным толчком к тому, чтобы территория очистилась от сепаратистской опухоли и России.
— Как вы будете реинтегрировать жителей Донбасса?
— Реинтеграция — это однозначно отсеивание всех преступников, коллаборантов и привлечение их к ответственности, а дальше это работа с местным населением, которая не прекращалась. Я здесь руковожу уже четвертый год. Жители оккупированной территории — это жители Донецкой области. Они могли приезжать сюда и пользоваться всеми благами, в том числе получать пенсию, проживая там. Будем проводить огромный комплекс мероприятий. Убить всю пропаганду, дать социальные выплаты и пользование всеми правами и свободами гражданина Украины. Но дополнительных льгот для стимулирования этих людей, безусловно, не будет. Нужно выжечь каленым железом телевидение, российскую пропаганду, вышки и их средства связи. Это то, в чем они нас опередили. Людей, которым они промыли мозги, много.
— Давайте, чтобы было понятно. Я учитель или врач в Донецке, я коллаборационист?
— Смотреть нужно. Возможно. Я знаю врачей в Донецке и Горловке, которые еще в марте говорили: «Мы скоро попадаем в областную администрацию, я буду директором департамента здравоохранения». Нужно понимать, что делал человек. Нужно проверять на полиграфе. Моя субъективная точка зрения — предатели не только среди правоохранительных органов. Мы должны смотреть бюджетные учреждения. Одно дело, когда человек работает для того, чтобы выжить. Но другое, когда учитель ходит с портретом Захарченко (бывший глава ДНР, убит в результате покушения 31 августа 2018 года. — Прим. ред.) или Путина и прививает эту пропаганду первоклашкам. За это нужно нести ответственность.
— Вам предлагали перейти на сторону России?
— Мне 24 февраля прислали смс: «Я такой-то полковник, советую пойти на контакт». 25-го меня набрали и с явным русским говором предложили перейти на их сторону. Я ответил: «Я по вашему говору все понял, не беспокойте меня». И третий раз была эсэмэска, максимально вежливая: «Павел Александрович, советую вам пойти на контакт. В противном случае мы не можем гарантировать вам безопасность».
— Вас пытались убить?
— Это происходит периодически. Например, обстрелы, не в зоне боевых действий, а в городе, в местах, где я нахожусь.
— Ваши родители и старший брат живут на неподконтрольной Украине территории. Это болезненный вопрос для вас?
— Был болезненный, но я отвечу. Есть информация, что мой брат работает в правоохранительных органах самопровозглашенной ДНР. Последний раз я его видел, глаза в глаза, в апреле 2014 года. Я с ним не общаюсь. Он так же, как и все, будет отвечать по закону. Родители у меня на пенсии, но с ними диалога тоже нет.
— После 24 февраля не было желания выйти на связь и поговорить не как чиновник и военный, а как сын и брат?
— Мне писали родители, брат — нет. Я его даже братом не сильно хочу называть. А родители написали: «Береги себя, знаем твой характер, не лезь под пули». Но я не отвечал. 24 февраля мне точно было не до утешительных речей. У меня тогда была цель стабилизировать ситуацию и спасти страну, спасти область. Да, кто-то меня послушает и назовет жестоким и жестким человеком, но я взвешено отношусь к реалиям.
— Если закончится война и вы встретитесь с братом, что вы ему скажете?
— Я об этом не думал. Говорить ему какие-то речи поучительные или к чему-то призывать не буду. Я думаю, что он максимально пропитан пропагандой. Я считаю, что каждый должен нести ответственность за свои решения и действия. Мне больше обидно, что он предатель, и он не понял, что предал не просто себя, а свою страну.
Коммуникация с президентом и главные цифры по области
— Как часто вы общаетесь с президентом?
— По мере необходимости. У меня есть его телефон, я могу ему написать, но это не будет правильным и корректным. Я знаю его загруженность и занятость. Если надо, то докладываю заместителю главы Офиса Кириллу Тимошенко, он отвечает за регионы, или Ермаку. Они, естественно, все ретранслируют. Президент четко знает, что происходит и что я делаю. Если необходимо, он задаст мне вопрос лично. Еще периодически бывает общение по защищенной связи, которое касается боевой обстановки.
— Сколько процентов области сейчас оккупировано?
— По состоянию двухнедельной давности 55% было. Сейчас, с учетом Святогорска и части Лимана, примерно 50 на 50. Но вы учитывайте, что до 24 февраля 1/3 области была под их временным контролем. А сейчас то, что они оккупировали, можно назвать только территорией — Мариуполь стерт с лица Земли, часть Волновахского района — тоже.
— Сколько жителей Донецкой области погибло?
— 868 гражданских, еще 2193 получили ранения. Но это без Мариуполя и Волновахи, там десятки тысяч. Точно посчитать можно будет после деоккупации.
— А сколько людей остается в Донецкой области, несмотря на обязательную эвакуацию?
— Около 350 000 на подконтрольной территории.
— Когда и как закончится война?
— Нашей победой. Но она не будет молниеносной, даже после таких значимых успехов. Огромная ошибка — недооценивать врага. Но нужно верить в то, что мы обязательно победим благодаря нашему единству, силам и лидеру. И нужно понимать, что после победы нас ждет огромная работа для того, чтобы процесс перерождения Украины завершился успешно.
Читайте также
