Две героини этого текста непросто переживают присутствие чужих военных и триколоров в своих городах, с тяжелыми чувствами, вынужденно, приняли российское гражданство, но сохранили украинский паспорт. Так жительницы Мелитополя и Бердянска пытаются сосуществовать с порядками, которые установили оккупационные власти, и ждать ВСУ, не привлекая внимания спецслужб. Еще один собеседник — молодой парень, который считает, что прошлое нужно отпустить и двигаться дальше. Его прошлое — жизнь в Мариуполе и бомбежки, а настоящее — работа в российском Краснодаре. «Зеркало» поговорило с жителями украинских городов, которые уже больше года находятся в оккупации РФ и ожидании (или нет) прихода солдат ВСУ.
Бердянск. «Этими российскими паспортами нас как будто чипировали и теперь нами просто будут прикрываться»
Время в Бердянске еще в начале войны как будто застыло, рассказывает 28-летняя Лилия. Многие из окружения девушки давно выехали, сама она осталась и рассказывает, что знакомых лиц в городе все меньше, а вот чужих стало много.
— Как я понимаю, большинство — переселенцы из Донецкой, Луганской областей, Мариуполя. И много военных в гражданском. Их ни с кем не спутаешь: и по строению тела видно, и взгляды говорящие. Их очень много в центре города и на косе, там под их нужды переоборудовали базы отдыха. Люди на эту тему молчат, но в городе все так же много проверок по гаражам, микрорайонам, что-то, кого-то ищут — каких-то террористов. Еще оккупационные власти издали указ на запрет продавать алкоголь, прямо до 1 августа. Говорят, военные обильно пьют и создают проблемы. Вообще с момента, как они зашли, ситуация особо не поменялась. Ничего не происходит, этот день сурка вгоняет в депрессию: кажется, что это никогда не закончится.
До войны в отделе Лилии было 30 человек, сейчас осталось меньше половины. Теперь предприятие подчиняется оккупационным властям. Девушка связываться с этим не хотела, но выйти на работу пришлось. А там «попросили» еще и сменить гражданство:
— Трудоспособное население и пенсионеры здесь уже в основном получили российские паспорта, а вот в тех же селах люди часто еще с украинскими. Знаю, что там военные и полицаи угрожают, что их депортируют не в Украину или какое-то нейтральное государство, а увезут в какие-то лагеря в России.
Гордость гордостью, но кушать как-то надо. Нам на работе сказали: «Не возьмете — работать не будете, к вам будут вопросы». По тону стало ясно, что ничего хорошего не жди. Люди скрипя зубами согласились. Честно говоря, я когда получала российское гражданство, хотелось сквозь землю провалиться. Я в подавленном состоянии ходила недели две, не могла прийти в себя. Чувствовала себя предателем. Знаете, этими российскими паспортами нас как будто чипировали и теперь нами просто будут прикрываться.
Тех, кто отказался, просто в один день уволили. Хотя от работы у нас осталось только название: все производство стоит, особо делать нечего, мы сами себе ищем занятия. И, честно говоря, я не слышала, чтобы какое-то предприятие работало полноценно — в основном распродают запасы и вывозят строительный мусор, металлолом. Где-то, по слухам, оборудование повывозили.
В прошлом году в приморском Бердянске курортного сезона не было, на пляжах отдыхали в основном местные, из приезжих — разве что жители других оккупированных городов. В этом году ждут такую же картину. Многие, кто зарабатывал на сдаче недвижимости отдыхающим, перешли на рынок: торгуют продуктами, одеждой, косметикой, говорит Лилия. У самой девушки уровень жизни поменялся.
— Кому повезло, скажем, вывернуться, те пошли устраиваться в школы, в больницы. Еще есть кофейни, кафешки — там в основном молодежь. А так, многие живут на выплаты, но в основном тут как хочешь, так и крутись. Жизнь здесь теперь — это выживание. Зарплаты при России платят неравномерно. Нам, например, к середине мая еще за март не все деньги отдали. Хотя у нас тут где-то 15−16 тысяч российских рублей (550−585 белорусских рублей. — Прим. ред.) — это максимум, на что можно рассчитывать. Этого хватает на самое необходимое: макароны, крупы, мясо, но особо не разживешься. Все по мере необходимости, по чуть-чуть. Раньше ту же красную рыбу можно было покупать, авокадо — сейчас это могут себе позволить только очень-очень обеспеченные люди. И те, кто активно сотрудничает с новой властью, — они очень хорошо живут. Еще знаю, что Украина продолжает платить зарплату медикам и учителям, но в оккупацию эти деньги не доходят, потому что не работают банки.
«Есть личности, которые провоцируют на разговор о политике в толпе: „А как вы относитесь, а как вы считаете?“»
С 1 января в Бердянске не ходит гривна, хотя в обменниках подпольно ее еще продают. Правда, если на валютчиков кто-то доносит, их забирают на «разговор» в комендатуру.
— Честно говоря, я до сих пор к рублю привыкнуть не могу. Да и то, что у нас стоило 100 гривен (около 8 белорусских рублей. — Прим. ред.), теперь стоит 500 рублей (18 белорусских. — Прим. ред.), причем по качеству еще может быть и хуже. Эти деньги — как фантики, быстро расходятся, — объясняет Лилия.
По ее словам, из-за цен и зарплат люди вслух в основном не возмущаются. О политике и войне с малознакомыми тоже не говорят: это опасно. А те, кто ждет возвращения Украины, в Бердянске давно затаились.
— Много кто приспособился, много кто просто молчит, наблюдает и запоминает тех, кто активно себя проявляет или оказывал давление, — объясняет Лилия. — Я думаю, потом начнется охота на ведьм. Но вряд ли пропагандисты и активисты будут дожидаться тут Украину — они сразу выедут и останутся безнаказанными.
— Среди моих знакомых фанатов «новой власти» практически нет, но в городе таких хватает — недавно у нас коллега пришла в футболке с логотипом Z. Поэтому надо быть очень осторожным: недоброжелателей много, — продолжает собеседница. — Есть личности, которые провоцируют на разговор о политике в толпе, в очередях — и начинаются расспросы: «А как вы относитесь, а как вы считаете?» Я стараюсь не отвечать.
Знаю, что в городе есть подполье, но об этом слышу только в новостях. У нас есть движение «Жовта стрічка» (движение сопротивления на временно оккупированных территориях Украины. — Прим. ред.). Часто можно на заборах, на ветках деревьях заметить желтую ленточку. На стенах зданий написано «Слава Украине! Слава ВСУ» — эти надписи пытаются замазать, но они появляются. И ты понимаешь, что не один, есть другие люди, которые тоже против этого всего, кто не сдался.
Лилия знает от знакомых, что вокруг города россияне построили укрепления, «зарыли технику в полях». Но девушка ждет, что ВСУ смогут освободить Бердянск, хотя понимает, что после ухода Россия может начать обстрелы и на этом жизнь без взрывов и разрушений закончится.
— У меня чувство страха притупилось, я уже равнодушна. Разговоры о контрнаступлении определенный уровень ажиотажа держат, но мы такие новости читали еще после освобождения Херсона в ноябре. Потом в январе. Даже была рассылка видео, что делать при боевых действиях, но ничего не происходило. Поэтому мы ждем, когда действительно что-то начнется, а не на словах, — объясняет украинка. — Понимаем, что это очень сложный процесс, за который платится непомерная цена. Поэтому надо просто запастись терпением. Я стараюсь сосредотачиваться на обыденных делах, не ждать — просто ходить на работу, выделять время на какие-то хобби. Буду ждать, насколько нервов хватит. А там будет видно.
Говорят, у тех, кто сейчас получает российские паспорта, украинские забирают (известны случаи, когда у местных жителей брали паспорт для проверки, а после разрывали. — Прим. ред.). А я свой, слава богу, спрятала: скоро пригодится! Я родилась в Украине, я и есть украинка. Гражданкой РФ я себя не вижу.
Мариуполь. «Даже когда мы при Украине жили, в городе так же находились военные»
26-летний Роман жил в Мариуполе до начала войны. В марте 2022-го, когда там шли сильные бомбежки, он выехал в пригород. Летом, когда Россия уже провела в городе свой парад и начала отстраивать дома, которые разрушила, парень уехал в Краснодар:
— Я молодой, хотелось бы перспективы. А тогда я не видел развития для себя, хотя мне предлагали работу, чтобы остаться. Для проживания именно молодого человека там нет таких условий. И, естественно, мне захотелось попробовать что-то новое.
Теперь он живет в России, но каждый месяц на несколько дней приезжает к родителям — их дом недалеко от Мариуполя, а в самом городе видится с друзьями. Каждый раз парень видит результаты «восстановления» Россией разбомбленных и выгоревших микрорайонов — на окраинах она строит новые жилые комплексы.
— Когда заезжают люди, которые много лет в Мариуполе прожили, им, конечно, больно все это видеть. Город серый, даже грязный по сравнению с тем, как было до войны, — описывает Роман. — Много остатков сгоревших машин: многое уже убрали, но не все, на окраинах саперам еще нужно что-то разминировать. Власти обустроили автобусные остановки, покрасили. Приводят в какой-то вид центр города, чтобы людям было где провести время, с детьми прогуляться. Кладут новый асфальт — на некоторых улицах дороги уже готовы.
Следы войны сейчас собой немного закрывает зелень — весной и летом Мариуполь выглядит не таким угрюмым, говорит Роман. В нем живут и пенсионеры, которым тяжело выехать, и молодые семьи с детьми. Некоторые из них — это те, кто вернулся после прекращения боевых действий.
— В городе сносят много домов, которые не подлежат восстановлению. На левом берегу строят новые. Где было поле, в сторону Мангуша, застраивается территория. Насколько я знаю, уже сдали 12 пятиэтажных домов, у них достраивается школа и спортплощадки. Квартиры в этих домах государство и мэрия предоставляют тем, кто лишился своего жилья. Но тут есть очереди, — говорит Роман.
— Многие остаются жить в своих старых домах. Если люди приняли решение остаться там и не хотят уходить, естественно, их не переубедишь, что есть более-менее хорошие условия. Там, конечно, есть отопление, свет, вода. Где-то даже в подъездах сделали косметический ремонт. Люди стараются как-то обустроиться, — рассказывает наш собеседник.
Роман говорит, что в практически выжженном Мариуполе строительство процветает: работы много. Когда он бывает в городе, видит много машин с номерами российских регионов — Москва, Петербург, тот же Краснодар. Парень объясняет, что многие русские и иностранцы приезжают сюда на заработки. А вот местным устроиться сложнее — только если есть опыт, который заинтересует подрядчика:
— Люди стараются выбрать работу в этой отрасли: где-то потолок делают пластиковый, где-то на самой стройке. Местные пытаются влезть в строительство: там заработки неплохие, как я слышал. Но их берут, только если они хорошие специалисты и раньше уже работали в этой сфере. А так, большинство застройщиков привозят работников с собой, кроме русских, например, азербайджанцы.
Парень говорит, что российские военные остались только на блокпостах на въезде или выезде. Взрывов в Мариуполе люди тоже уже не слышат — разве что редкие на окраинах, где еще идет разминирование. Роман уверен, что город «оберегает ПВО».
— Когда я еду, у меня проверяют документы на машину, паспорт — и все. На досмотры я не попадал, — объясняет он. — Патрульные, может, передвигаются по городу на легковых машинах. Так же, как все, ходят на рынок, закупаются фруктами, овощами, сигареты покупают. Даже когда мы при Украине жили, в городе так же находились военные (речь о военных частях, которые дислоцировались в окрестностях города до войны. — Прим. ред.). Поэтому это привычное, скажем. Главное — чтобы военные вели себя культурно. Ну, и от жителей тоже многое зависит. Они не трогают нас, мы их.
Наверное, у людей уже вошло в привычку все: война год идет. Но, думаю, отношение у каждого свое. Хотя, наверное, те, кто против России, уже давно выехали отсюда. А те, кто принял, что мы будем находиться под флагом России, остались и реагируют нормально. Скорее всего, большинство здесь ее поддерживают. Понятно, было тяжеловато немножко поначалу, но люди адаптируются ко всему. Мы же и к подвалам адаптировались, так и здесь… Знаете, есть поговорка: хорошо там, где нас нет.
«Если услышите какой-то небольшой взрыв — это мы снимаем картину, это просто небольшие спецэффекты»
В декабре в «восстанавливающемся» городе снесли драмтеатр, который во время боевых действий разбомбили вместе с сотнями мирных жителей, что прятались там в убежище. Украинские власти считают, что так Россия решила избавиться от доказательств своей причастности к гибели людей. Роман на это смотрит иначе.
— Если он не подлежал восстановлению, то что с ним делать? За театром фонтан работает — я видел, там гуляют дети. Самого здания нет. Естественно, его снесли, как и многие дома, школы, и пытаются заново восстановить, чтобы люди могли какие-то пьесы смотреть… Я думаю, каждый человек, который проживал в Мариуполе, понимает, кто повредил драмтеатр. Хотя кто-то не хочет в это верить. Мне кажется, половина людей винит Россию, другая — Украину. Можно, свою позицию я не буду раскрывать? — отвечает парень на вопрос, как считает он сам. — То, что произошло, уже не вернуть. Нужно просто смириться и идти дальше.
Тем временем в Мариуполе продолжают расширяться кладбища. Это видно по недавним спутниковым снимкам города и по сообщениям в местных телеграм-каналах. Это видит и Роман — говорит, кладбище в сторону Старого Крыма становится все больше и больше. Но местные стараются меньше говорить об этом и реже вспоминать месяцы боевых действий. Хотя сейчас могут слышать выстрелы — это Россия снимает в Мариуполе фильм об «освобождении» и событиях 2022 года.
— У меня друг на левом берегу живет и видел там видеосъемку или что-то такое. К нему подошли военнослужащие, предупредили: «Если вы услышите там какой-то небольшой взрыв, не пугайтесь — это мы снимаем картину, это просто небольшие спецэффекты»
— Знаете, может, тем, что киношники приехали, пытаются донести до людей информацию о Мариуполе, чтобы больше других городов поучаствовали в его восстановлении? Но мне кажется, еще рано, — рассуждает Роман. — Мало сделали восстановительных работ. И люди не успели отойти психологически. Некоторые до сих пор шугаются — даже мои знакомые, кто выехал в Краснодар, когда слышали салюты, думали, что это прилеты. У многих на подсознании остается страх…
По наблюдениям парня, жители города поделились на два лагеря: одни пытаются думать о будущем, другие живут одним днем и заботами, как прокормить семью. Он считает, что контрнаступление ВСУ может разрушить ту хрупкую жизнь, которую удалось наладить за год:
— Я, если честно, особо новости не хочу смотреть, потому что понимаю, что везде брехня — источники России, источники Украины будут преувеличивать, приукрашать. Слышал, что Украина собирается возвращать Мариуполь и Крым, но не знаю, получится ли это и нужно ли. Сейчас люди пытаются все забыть, обустраиваться. Я рад, что остался жив, что жива моя семья, мы пытаемся дальше жить. Мне не то что там Украина, Россия… — мне важно, чтобы город был цел, чтобы люди опять не переживали все это.
Роман говорит, что не уехал из Мариуполя в Украину, потому что переживал, что могут призвать служить, а там «горячие точки, и неизвестно, вернулся бы или нет». Но парень уже поменял паспорт и теперь как гражданин России может попасть под мобилизацию там.
— Мне кажется, побоятся принимать в армию людей, которые сначала были украинцами и жили в Мариуполе. Непонятно, что у них в голове и на какой стороне они. Поэтому у меня где-то и есть опасения, но в любом случае, если судьба будет — что поделать… — отвечает он на вопрос, пойдет ли воевать за Россию, если призовут. — Честно? Идти не хочется. Если я за Украину не хотел, то и на территории Российской Федерации не хочется. Вообще я не думал об этом. Продолжаю жить, а там по мере поступления будем все решать.
Мелитополь. «Учитель кричит „Украина“, а дети в ответ — „страна-террорист“ или „страна-убийца“»
Чужие военные в Мелитополе тоже выглядят как гражданские. Их от переселенцев отличают по новой яркой одежде с рынка, рассказывает 59-летняя местная жительница Светлана (имя изменено). А места проживания — по развешенным сушиться однотипным черным майкам и форме цвета хаки, а еще вырубленным деревьям вокруг зданий. Как объясняет женщина, это потому, что командование боится засад в посадках. Еще командование боится пьяных солдат:
— Раньше алкоголь во всем городе продавали только до 17 часов. По-видимому, это было это ориентировано на «гостей», чтобы они вечером не напивались, потому что днем они то на учениях, то еще где-то. Но, конечно, они и до 17.00 успевали скупиться. А теперь ввели сухой закон — крепкий алкоголь даже убрали с прилавков, им разрешены только пиво и сидр. Между собой они иногда там балуются, слышна автоматная очередь, но вот с местным населением себя ведут абсолютно спокойно. Никто никого не трогает.
Хотя, знаете, вот я хожу по улицам, меня никто не притесняет, не ущемляет — я же свободна? Тогда почему такое ощущение несвободы? Мне очень мерзко, душно. Еду на велосипеде, навстречу мне — КамАЗы военные. И я начинаю громко петь гимн Украины. Во-первых, вокруг никого, во-вторых, машины громко «рычат». Так я впервые в жизни осознала, что такое гимн — это символ твоей страны, твоей свободы. Я думаю, что наши «колобки» (мы так называем коллаборантов), может, тоже ощущают свою свободу — они наконец-то вдохнули русский дух. А я задыхаюсь в нем, мне нужна моя страна. Я теперь очень хорошо понимаю государства, которые в 1939-м оккупировал Советский Союз и где навязал свои правила жизни. У нас сейчас так же: мы где-то смирились, внешне склонили головы, но не смотрим в глаза русским и внутри сохраняем свою Украину.
По словам Светланы, некоторые цеха частных предприятий в Мелитополе переориентировались на ремонт российской техники. В городе теперь ищут специалистов, умеющих работать за станком, а вот в воспитатели могут идти «и дворники, и маляры». Зарплаты, говорит женщина, там хорошие, как и у бюджетников. Правда, за комфорт и стабильность приходится расплачиваться.
— В системе ты либо получаешь российский паспорт, либо уходишь. Так у нас с коммунальниками было — им первым их выдавали, — рассказывает украинка. — И система не работает без лояльности к власти. У нас в Мелитополе была сельхозакадемия и пединститут. Сейчас их соединили и открыли военную кафедру. Утро там начинается с речовки: учитель кричит «Украина», а дети в ответ — «страна-террорист» или «страна-убийца». Как гвозди в голову вбивают. В школах при оккупации появился урок «родная речь» — это украинский. Сейчас родителей заставляют подписывать заявления, что в следующем учебном году этот предмет их детям не нужен.
Баннеры по улицам висят: «Россия — это честь», «Россия — это жизнь, это память». То есть если не Россия, то это не жизнь? А что, у нас до этого жизни, памяти не было? На 9 мая мы здесь прошли всем известное «победобесие». Весь город — в плакатах героев, пионеров. Думаю, люди, рожденные в 80-х, их даже и не знают. Еду и вижу Зою Космодемьянскую, Володю Дубинина — ой, только Павлика Морозова не видела. А еще осенью поставили бюст — обычно Лермонтову, Пушкину ставят, а тут — «Судоплатову, он знал, что делать с бандеровцами». Оказалось, это чекист, разведчик, который сыграл роль в уничтожении оуновцев (Павел Судоплатов — сотрудник НКВД, диверсант, ликвидировал лидера Организации украинских националистов (ОУН). — Прим. ред.). Теперь в городе есть отряд имени Судоплатова из местных добровольцев. Туда идут люди разочарованные, злые люди с гнилой душой.
Женщина рассказывает, что поддержку многих местных оккупационная администрация «покупает» ежемесячными российскими выплатами и внешне комфортной жизнью. Продуктов в городе хватает, хотя цены на них и лекарства сильно растут.
— До войны были безумно маленькие пенсии, не соответствующие ценам, а Россия сейчас завалила Мелитополь деньгами, поэтому люди в общем-то довольны. 10−12 тысяч (около 365−440 белорусских рублей. — Прим. ред.) получают все пенсионеры, инвалиды, мамы, причем на каждого ребенка до 18 лет. И люди, которым не нужна свобода, замолкли, боятся, что вернутся в Украину и будет нищета. «Нас и тут неплохо кормят», что называется. Мне лично платит Украина, как многим учителям, хотя те, у кого нет банковских карточек, зависят от российских выплат.
Еще людей заманивают бесплатным лечением. Моему отцу бесплатно поставили кардиостимулятор — я не платила ни за лекарства в больнице, ни за пеленки. Мы не привыкли к такому в Украине, потому что всегда покупали все сами, и были приятно удивлены. Но я себе сказала: за все заплачено нашими слезами и нашим терпением.
«Я еду и вижу: тут живут враги, там у них штаб. Думаю: да скиньте туда ракету!»
На операцию отца Светлана возила в Крым, там живет ее родная сестра с семьей. На аннексированном Россией еще в 2014-м полуострове, по ощущениям женщины, «от Украины все себя четко отгородили»:
— Там люди просто живут своей жизнью. Единственное, в больнице к нам подошла медсестра и тихонечко спросила, не боимся ли мы возвращаться в Мелитополь. Видимо, она что-то слушает и знает. Остальным все равно. Вот едем в автобусе, по телевизору показывают викторину. Говорю сестре: «Зачем в Евпатории викторина про Байкал, Суздаль и матрешки? Расскажите про Крым — города, горы, факты интересные». А сестра на меня смотрит: «Ну как?! Ну мы же в России». Вот так работает все там. Их тихонько изменили, они даже не замечают. Не знаю, о чем они говорят на кухнях, но внешне ничего не видно, и там совсем Россия.
А моим родственникам как будто поменяли кровь, они уже не просто не украинцы — мне кажется, они и полулюди. Говорю: ваши солдаты насилуют наших женщин. Мне отвечают: «А что, в Украине до этого не насиловали?» Говорю: вы стреляете по городам, уничтожаете мирных жителей. Мне в ответ: «Да ладно. Мы стреляем очень прицельно, жертв очень мало». Они считают, что «подарили нам Херсон».
Выражать свое мнение тем, кто поддерживает Украину, в Мелитополе по-прежнему опасно. Женщина говорит, что в городе продолжают исчезать люди.
— В наших чатах постоянно: пропал, арестовали, забрали; пропал, арестовали, забрали. Если у тебя увидят украинские телеграм-каналы в телефоне, можно попасть очень круто, объясняет она. — Как-то в феврале вечером подъехали две машины с компанией в балаклавах с автоматами. Молча зашли в дом, вывели мужчину с мешком на голове, посадили в машину и уехали. Я только рот открыть успела. Первый раз это видела. Этого человека, правда, отпустили, сказали, что на него поступил донос. Но вы же понимаете, как отпускают? «Ты на крючке, будешь все рассказывать», — и вы уже десять раз подумаете, что говорить при этом человеке.
Мы с мамой на всякий случай получили российские паспорта — это просто возможность жить на своей земле при этой власти. Маму не трогали, а вот меня заставили что-то читать — то ли клятву России, то ли присягу. Я даже не помню, что это было, — у меня дрожал голос и слезы стояли в глазах, я читала на автомате. Такое ощущение, что я была под гипнозом. Но в Мелитополе еще достаточно людей с украинским паспортом. Им сказали или до июля 2024-го принять гражданство РФ, или покинуть территорию.
И многие теперь говорят, что Мелитополь — предатели. Это неправда! Из города выехало 2/3 населения. Из оставшихся часть в подполье — мы не машем флагом, но тихонько обсуждаем, ждем. И есть большая концентрация коллаборантов, рашистов. Это, знаете, как жидкость вылить, и на дне будет осадок. Так и здесь — вот эта вся грязь всплыла на поверхность. Они кричат, они оскорбляют. И мы действительно их боимся. Хотя у нас сейчас нет насилия, жестокости, как при оккупации во Вторую мировую, нас не обстреливают, как другие города, — тут у нас тихо сосуществуют враги и мирные жители. Мы консервы, нас в этом законсервировали.
По словам Светланы, вокруг Мелитополя россияне продолжают строить оборону, ставят укрепления в три ряда: сначала окопы, следом «зубы дракона», связанные цепью, а затем большие противотанковые рвы.
— Я очень люблю свой край, но теперь не знаю, что нас ждет: где будут мины, где — окопы, неразорвавшиеся снаряды. Мы будем ограничены в передвижении, — переживает о будущем женщина и возвращается к настоящему. — Но у военных здесь своя жизнь, а у нас своя. Мы себе картошку сажаем — они носятся на бэтээрах. На это невозможно не оглядываться. Недавно проезжали мимо два, на следующий день уже один едет. Думаю: а второй куда дели? Через день и его тащат — подбитый. Мы тихонько радуемся.
Светлана со своими проукраинскими знакомыми тоже ждет контрнаступления. Но это ожидание тянется с самого начала оккупации, поэтому женщина не загадывает, когда это произойдет:
— Сейчас мы боимся, что нас освободят, а потом Россия начнет обстреливать. Но такие, как я, кто ждет Украину, к этому готовы. Остальные говорят «лишь бы не стреляли». Была в одном селе под Мелитополем — там таких 90%. У них в доме тепло, в холодильнике все есть, а больше ничего и не надо. А мы в шутку обсуждаем: ну что, ты подвал приготовила? Консервы, воду приготовили, пакеты приготовили.
Мы ждали освобождения на Новый год, ждали на Рождество, на Пасху, на 9 Мая. Вы не поверите, до боли, до физической боли! Потом закрываешь глаза и перестаешь ждать. Все, я живу здесь и сейчас. Понимаю, что не все так просто. Я еду и вижу: тут живут враги, там у них штаб. Думаю: да скиньте туда ракету! Но это мне так кажется, там, в ВСУ, наверное, совсем по-другому думают. Поэтому мы ждем. Но мы, Мелитополь, — это Украина. Мы не Россия, мы очень отличаемся по внутреннему содержанию. Сейчас мы научились жить по-другому. Понимаете, вот оторвало ногу или руку — человек же живет. Без этой руки или ноги, но живет. Вот так и мы. Нравится или нет — надо жить.
Читайте также
