Почему нельзя просто назначить награду и арестовать Лукашенко? Как КГБ пытается дискредитировать активистов и кого белорусы больше поддерживают в войне? Эти и другие вопросы нам прислали читатели, а мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит». Это его текстовая версия.
— От политиков часто можно услышать, что «надо усилить давление на режим». Почему бы просто не назначить награду за арест Александра Лукашенко?
— Эта идея не нова. Ее еще с 2021 года предлагает реализовать Валерий Цепкало. В какой-то момент он даже объявил сбор 11 млн долларов на то, чтобы заплатить тому, кто арестует Лукашенко. Но деньги бы не списывались со счетов жертвователей сразу, а только после того, как произойдет арест.
Идея не взлетела. И дело не только в том, что у белорусов не нашлось 11 млн долларов или они как-то по-особенному не доверяют Валерию Цепкало. Основные проблемы с такими инициативами находятся, скорее, на стороне потенциальных исполнителей.
Во-первых, откуда взяться доверию? Почему высшие силовики, которые только единственные в теории способны арестовать Лукашенко, должны верить, что их вчерашние враги — оппозиционеры или Запад — вообще выполнят свою часть сделки?
Во-вторых, даже если бы это доверие появилось, то мы же говорим не об аресте какого-то рядового человека. Арест лидера такого милитаризованного государства, с огромной охраной, десятком разных силовых и специальных служб потребовал бы заговора как минимум нескольких влиятельных силовиков. Потому что если действовать в одиночку, то даже самый влиятельный генерал не может быть уверен, что в критический момент коллеги поддержат его, а не решат выслужиться перед начальством, арестовав такого бунтаря. А пытаться организовать такой заговор — это очень рискованная авантюра с куда большими рисками, что те, кого ты пробуешь завербовать в союзники, пойдут и донесут на тебя Лукашенко, прежде чем ты даже начнешь реализовывать эту операцию.
В итоге мы имеем уравнение, на одной стороне которого обещание от твоих вчерашних врагов, которые просят тебя просто поверить им на слово. А на второй — вполне себе смертельный риск для тебя и для твоей семьи с мизерными шансами на успех.
И это мы еще не подошли к самому базовому препятствию. А зачем высшим силовикам вообще что-то менять? Они и есть главные бенефициары сегодняшней системы. Какой из лидеров оппозиции сможет пообещать и гарантировать им все то, что дает им Лукашенко?
— Вечером 19 декабря во время онлайн-занятий «Вольнага беларускага ўніверсітэта» к трансляции подключился замначальника следственного управления КГБ Константин Бычек и заявил, что «все участники под контролем». Похожую операцию силовик проделал и в ноябре во время мероприятия в Белорусском молодежном хабе в Варшаве. Зачем?
— КГБ традиционно, уже на протяжении нескольких десятилетий пытается внедриться в разные оппозиционные и гражданские структуры. В том числе через взлом их каналов коммуникаций. Это их работа. Вернее, они так ее себе видят. Но в последние годы к реальному внедрению добавилась медийная активность. КГБ стал регулярно поставлять контент для пропагандистских шоу. Целые оперативные игры разыгрываются и целые террористические заговоры придумываются для того, чтобы потом их разоблачить и снять об этом героическое кино, которое покажут после новостей по ОНТ.
Целей здесь может быть несколько. Во-первых, это разговор с Лукашенко и с обществом. Спецслужба показывает, что она не сидит просто так без дела, потому что здесь есть конкуренция. Например, ГУБОПиК ежедневно показывает видео новых арестов, вламывания в дома оппозиционеров, обысков в квартирах политэмигрантов. Генпрокуратура тоже занимается многими резонансными или даже хайповыми проектами — от геноцида белорусского народа до курса по семейным ценностям в школах и, например, комиссии по возвращению политэмигрантов.
В такой ситуации КГБ нужно тоже как-то демонстрировать свою активность, но качество продуктов с годами снижается. Если помните, сначала были заговоры Федуты-Зенковича, сорванный военный переворот. Затем покушения на Гайдукевича и Азаренка. Затем уже были какие-то взрывы в мусорках возле военных объектов, тайники с взрывчаткой в электроплитах, спрятанные на кладбище. Потом появлялись какие-то непонятные неназванные террористы, которые разгуливают по Гродно в женском парике с коробками в руках или взрывают гранаты в квартире (кстати, что с ними всеми стало?).
А к концу 2023 года мы дошли до розыгрышей оппозиционных политиков, когда с Ольгой Ковальковой, например, по Zoom общается якобы секретарь российских олигархов. А на оппозиционные мероприятия подключается следователь КГБ и пугает участников.
Если бы от внедрения в эти оппозиционные структуры, которое предшествует таким пранкам, поступала бы какая-то ценная для КГБ информация, они бы не сворачивали операцию таким образом. Но, как и в случае с активистом Олегом Аксеновым, который отправлял в КГБ рутинные детали оппозиционных мероприятий, которые часто можно было найти публично, так и в случае с Вольным университетом КГБ, судя по всему, не нашел ничего значимого, чтобы предъявить этой аудитории.
И тут проявляется вторая цель таких операций — это дискредитация оппозиции и натравливание ее друг на друга. Во-первых, сторонникам демсил постоянно напоминают, что в структурах гражданского общества работает много некомпетентных людей и им не стоит доверять свои личные данные. А во-вторых, КГБ хочет, чтобы активисты верили, что у спецслужб есть доступ во все структуры оппозиции, везде есть свои агенты, и поэтому нужно начинать друг друга подозревать.
Сложно оценить пиар-эффект от таких расследований и разоблачений внутри страны. Я сомневаюсь, что среди постоянной аудитории госСМИ остались люди, в глазах которых имидж оппозиции можно как-то серьезно испортить расследованиями подобного уровня. В среде самих демсил какого-то резонанса или многодневных обсуждений таких ситуаций я тоже не наблюдаю.
Но, конечно, самим структурам, которые стали жертвой этих взломов, будет сложнее привлекать активистов на свои новые мероприятия. Как минимум пока они не смогут доказать, что наладили систему собственной безопасности и на следующий звонок не подключится гость из КГБ.
— Чуть больше двух месяцев осталось до выборов депутатов Палаты представителей и местных советов. Инициатива «Честные люди» призвала приходить на участки и голосовать против всех. Зачем? Разве это что-то изменит?
— «Честные люди» сами подробно рассказали о своей мотивации. Они считают, что, голосуя против всех, протестно настроенные белорусы совершают активное действие. Они приходят на участки выразить свой протест хотя бы таким образом. И это удерживает их от погружения в апатию. Разумеется, когда результат выборов заранее предопределен, а у комиссии есть возможность произвести на свет любые цифры, которые им скажут, то, как проголосуют люди, прямого эффекта не имеет. Имеет значение, смогут ли люди зафиксировать украденные результаты и как они на эту кражу смогут отреагировать.
В сегодняшней Беларуси легально невозможно ни зафиксировать фальсификации на выборах, ни позже мобилизовать людей на отстаивание своего голоса. С начала этого года бюллетени даже запрещено фотографировать. То есть для тех, кто это сделает на участке, возникает риск задержания. Отправлять какие-то отчеты или фотографии в боты оппозиционных компаний еще опаснее, потому что все эти платформы признаны экстремистскими.
Что касается поствыборной мобилизации, то даже если мы оставим в стороне репрессии, то мобилизация обычно удается, когда есть понятная альтернатива власти, желательно персональная. История не знает примеров выхода на площадь для того, чтобы отстоять свой голос против всех. Да и к тому же парламентские выборы никогда не политизировали белорусское общество в достаточной степени.
Но представители «Честных людей» и сами признают, что их идея не имеет теории победы. Ее главное значение находится где-то на стыке политики и психотерапии, потому что людям дают возможность высказать свой протест легальным образом, чтобы эта привычка не атрофировались.
Проблема с этой идеей прямо сейчас в том, что на пути призыва «Честных людей» к своим единомышленникам внутри страны находится несколько плотных мембран.
Во-первых, деполитизация. Слишком многим белорусам сегодня в принципе все равно на парламентские выборы, единый день голосования, ВНС и политику в целом.
Во-вторых, разрыв между политиками в диаспоре и людьми внутри Беларуси за эти годы только вырос. Это разрыв в том числе и коммуникационный. Независимые медиа не читает так много людей, как делали это в 2020 или 2021 годах. То есть из небольшой доли все еще политизированных белорусов остается еще меньшая доля тех, кто готов слушать, что им посоветуют активисты из Вильнюса или Варшавы.
В-третьих, «Честные люди» сегодня стоят особняком от остальных демсил. В отличие от кампании 2020 года или референдума 2022-го, когда они были частью большой коалиции. Это означает диссонанс месседжей. То есть простыми словами — это запутывает людей. Сначала Тихановская говорит не ходить на выборы и голосовать против всех, только если вас заставляют пойти на участок, а потом «Честные люди» говорят: «Нет, идите на участок и проголосуйте против всех».
Получается, что из политизированных белорусов нужно выбрать тех, кто еще читает независимые СМИ или прислушивается к демократическим политикам, а затем найти тех из них, кто не согласен с Тихановской или переубедить согласных с ней.
Мне сложно оценить, в сотнях или в тысячах людей будет измеряться массовость этой кампании при таких вводных. И понять, была ли она успешна, мы тоже сможем не сразу. В теории соцопросы после выборов могут показать количество людей, которые проголосовали против всех. Но далеко не факт, что мы узнаем, какая доля из этих голосовавших против всех сделала так, потому что не нашли достойного кандидата, а кто прислушался к призывам «Честных людей».
— Мир устал от войны — об этом говорил и президент Зеленский, и советник его Офиса Михаил Подоляк. Есть ли у белорусов еще интерес к конфликту в Украине? На чьей стороне общественное мнение?
— Белорусское общественное мнение по теме войны, судя по исследованиям за два последних года, не сильно изменилось. И оно остается намного более сложным, чем общественное мнение в Украине или в России.
Во-первых, есть вопросы, по которым в Беларуси, кажется, сложился консенсус. Это касается участия белорусской армии в войне. Онлайн-исследования показывают 3% сторонников такой идеи, телефонные опросы говорят о 10%.
Есть темы, в основном связанные с использованием белорусской территории Россией, в которых большинство все еще осуждает это, но «за» выступает уже очень заметное меньшинство.
Например, по данным последнего опроса Chatham House, треть белорусских горожан одобряет размещение российского ядерного оружия в Беларуси. Это определенный успех пропаганды, потому что летом таких людей было 20%. Примерно столько же — до трети — поддерживают другие форматы российского использования нашей территории и инфраструктуры в войне с Украиной. Причем эти результаты видны как в телефонных, так и в онлайн-исследованиях. А более половины белорусов такие услуги нашей страны России не одобряют.
Есть группа вопросов о войне, в которых белорусское общество делится на две соизмеримые части. Это вопросы об одобрении действий России в целом и об одобрении размещения российских войск в Беларуси, если они не участвуют в войне. Доля пророссийских ответов тут вырастает до 40%, а число тех, кто не одобряет действия России в Украине, обычно чуточку больше. При этом надо не забывать, что примерно каждый пятый белорус, судя по этим исследованиям, не знает, на чьей он стороне.
Доля этого срединного лагеря резко вырастает, если социологи задают вопрос о том, как должна эта война закончиться. Полной победы России и Украине желают по 15−20%, а большинство — больше 50% — хотят, чтобы война закончилась прямо сейчас каким-то перемирием.
И здесь, наверное, нужно сделать небольшое лирическое отступление. Каждый раз, когда я цитирую какие-то опросы, значительная часть аудитории говорит, что никаким опросам в Беларуси верить невозможно, проводить их нельзя, никто все равно правды не скажет. Если вы один из таких людей, то специально для вас недавно группа социологов презентовала исследование о том, как и на что влияет фактор страха в опросах в Беларуси. Короткий спойлер: далеко не все политические темы одинаково пугают респондентов.
Возвращаясь к вашему вопросу, мы не знаем точно, какова сегодняшняя актуальная степень интереса белорусов к войне. По читаемости новостей мы видели всплески внимания аудитории в самом начале войны, в ее первые месяцы, затем во время объявления о мобилизации в России, затем во время мятежа Пригожина.
По сравнению с этими пиковыми точками интерес к войне сегодня может быть только ниже. Уже почти год не было серьезных территориальных сдвигов на фронте, а с момента мятежа Пригожина и его последующего устранения не было каких-то громких новостей, которые бы интересовали большинство белорусов.
Другое косвенное подтверждение падающего интереса к войне — это выход на плато уровня доверия к власти, это я цитировал раньше. Примерно с начала 2023 года прекратилась тенденция, которую социологи наблюдали весь 2022 год. В частности, исследования Белорусского трекера перемен показывали ежеквартальный рост доверия институтам власти. Этот тренд остановился. Судя по всему, прошел первый шок от войны, который переключал внимание белорусов с внутренних проблем на внешние угрозы. И сегодня по прекращению этой тенденции мы можем сделать осторожный вывод, что война уже не занимает такое же место в сознании большинства белорусов.
— Беларусь продлила безвизовый въезд для граждан Литвы, Латвии и Польши на 2024 год. Зачем это Лукашенко?
— Здесь власть продвигает свою традиционную линию. У нас есть конфликт с Варшавой, Ригой и Вильнюсом. Но польские, литовские и латвийские народы — это наши друзья. Это делается как и для внутреннего потребления, чтобы продвинуть этот нарратив об антинародных западных элитах, так и для внешнего, чтобы повлиять на хотя бы часть обществ этих стран.
И здесь для власти нет никаких минусов, только выгоды. Туристы, даже если это простой приграничный шоппинг, привозят в страну валюту и тратят ее в Беларуси. Сторонники белорусской власти, когда они видят цифры о том, что сотни тысяч пересекают границу с европейской стороны, получают еще один аргумент в пользу того, что литовские или польские политики оторваны от своих избирателей.
Куда более широкие слои белорусского общества видят этот контраст. С одной стороны, демократии закрывают свои границы и погранпереходы, и получить их визы становится огромным квестом, а диктатура свои границы открывает. И это тоже не может позитивно влиять на проевропейские настроения в белорусском обществе.
К тому же Минск ставит в очень неловкую позицию некоторых литовских политиков, которые потом должны уговаривать своих граждан не ездить в Беларусь, пугая их рисками вербовки. А сами эти граждане продолжают ездить, потому что в любом обществе есть большой сегмент аполитичных людей. Для них приезд в Беларусь — это просто возможность купить каких-то товаров подешевле или подлечить зубы.
За время своих коротких визитов они видят гостеприимных людей и чистые улицы белорусских приграничных городов. Но они не видят полторы тысячи политзаключенных, пытки в тюрьмах, пропаганду в школах, увольнения по спискам и другие прелести жизни в Беларуси для не аполитичных людей.
Для власти безвизовый режим — это один из самых удачных пиар-ходов. Он явно более эффективен, чем пропагандистские YouTube-шоу на польском языке или пресс-конференции для западных журналистов. Поэтому и отказываться от него смысла нет.
